Молодой человек замялся.
– Это невозможно, – наконец выдавил он.
– Почему?
– Наша машинка сломалась, сегодня к вечеру ее должны починить.
– Возьми пока другую, со второго этажа.
– Нельзя.
Следователь встал, и небрежно наброшенный китель соскользнул с его плеч.
– Не понимаю… – сказал он.
– В той машинке нет ленты.
– И что с того? Вставьте ленту из нашей.
Молодой сотрудник покачал головой:
– Мне жаль, но она не подходит, это разные модели, товарищ майор.
5
Венеция, 1952 год
– Намыливайтесь!
Крепко держась за кран, синьор Беппе командовал подачей воды с воодушевлением полководца. Только он и никто другой мог включить водопровод, основной кран которого находился рядом с коридором общих душевых. На стене слишком высоко для мальчиков крепилась длинная труба с множеством душевых леек. Оттуда вода брызгала во всех направлениях, но, что хуже всего, она была ледяной. Стоял ноябрь, и мыться в душе каждое утро было сродни пытке. Все энергично растирались мыльной пеной, надеясь хоть немного согреться.
– Споласкивайтесь! – послышался приказной окрик привратника, который, кажется, развлекался, глядя, как мальчики дрожат под ледяной струей. Кто-то прыгал, кто-то кричал, стараясь увернуться, а кто-то просто отходил в сторону, отказываясь мыться как следует.
– Бррр… Это все равно что в Сибири, даже хуже, – шутил Азнавур, ополаскиваясь с удивительной быстротой. – Что ты застрял? Шевелись!
Микаэль неподвижно стоял под душем, лицом к стене, с опущенной головой. Вода стекала по его спине, смывая мыльную пену с плеч и спины.
– Эй, я с тобой говорю! Ты что, заснул? – Азнавур дернул его за руку, и наконец Микаэль повернулся. – Тебе что, не холодно? Стоишь там, как кукла! – продолжал друг.
– Мне что-то грустно, – пробормотал Микаэль.
Вода в старых и ржавых трубах урчала, как зверь в клетке.
– Что ты говоришь?
– У меня сердце разрывается.
– Вытираться и прочь отсюда! Уже семь часов, – прогремел голос синьора Беппе, и привратник выключил воду.
Облачки мыльной пены, качаясь на воде, как маленькие айсберги, стекались к сливным отверстиям. Пора было возвращаться в палаты, одеваться и бежать на завтрак, а потом – в классы.
– У нас у всех разрывается, – ответил Азнавур. – Дик правильно сделал, что сбежал, а сейчас, кто знает, может, нежится в каком-нибудь хаммаме у себя дома. – Он взял размытый кусок мыла и положил в металлическую мыльницу.
Он просто не услышал его и даже толком не разглядел. Если бы он был повнимательнее, то, помимо потоков воды, стекавших по лицу Микаэля, заметил бы слезы, которые, несмотря на все усилия, другу не удалось сдержать.
