Микаэль на мгновение замешкался, потом встал и пошел к большому столу, за которым ужинали все девять монахов колледжа. Темные одежды, выделявшиеся на фоне белых стен зала, делали их похожими на летучих мышей или по крайней мере на создания из потустороннего мира. Азнавур глянул на Микаэля, когда тот перешагивал через лавку, и ему не понравилось угрюмое и неопределенное выражение лица друга. Он проводил его взглядом, пока тот шел по проходу, и заметил, что Микаэль немного пошатывается. Азнавур даже забеспокоился, чтобы тот вдруг не упал.
– Итак, – начал отец Сирапян, – мы выбрали псалом «Помилуй, Боже». Нам показалось это целесообразным после известных событий сегодняшнего вечера.
Микаэль хотел было сказать что-то в защиту Дика. Он хотел объяснить монаху, что тот и не думал красть, а только хотел показать ловкость, свои навыки почти состоявшегося фокусника. Словом, это было просто ребячество, а вовсе не настоящая кража. Но неподвижное лицо директора, его ленивый и отсутствующий взгляд заставили юношу изменить свое решение. Сидевший рядом Волк окинул своего ученика проницательным взглядом. Микаэль взял книгу и направился к винтовой лестнице, которая вела к деревянному амвону. Стараясь не потерять закладку, он поднялся и неопытным жестом положил книгу на пюпитр, хлопнув ею в унисон с разразившимся в этот момент за окнами громом.
Затем он откашлялся и начал читать:
– «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей…»
Суп в плошках остывал. Никто не осмеливался есть его из опаски. Только директор зачерпнул ложкой бульон и втянул его, не беспокоясь о сопровождавшем этот жест звуке.
– «По множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое…»
– Святые отцы!
Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился Беппе, возбужденный больше обычного. Дождевые потоки стекали у него по щекам, и видно было, что он с усилием старается не закрыть глаза. Директор перестал есть и так и застыл с ложкой на полпути ко рту.
– Святые отцы, случилось что-то ужасное. Студента Дикрана нет… Он исчез, – заикаясь, проговорил привратник.
Молния осветила розовый сад, и Микаэль вздрогнул, но губы его продолжали двигаться самостоятельно, будто и не слушались его вовсе:
– «Ибо в беззаконии зачат я, и во грехе родила меня мати моя…»
– Микаэль, прервись, – приказал ему директор, поднимаясь. – Господин Беппе, прошу вас, постарайтесь объяснить нам понятнее, что вы только что сказали, – обратился он к привратнику, силясь сохранять спокойствие.
