Эдип. Вы хотите продлить пытку, Тиресий. Вы ждете, что моя вселенная обрушится. Вы меня плохо знаете. Рано радуетесь. Быть может, я доволен тем, что я подкидыш.
Тиресий. Я лишь хотел вас оградить от пагубной привычки спрашивать, все узнавать, пытаться все понять.
Эдип. Черт возьми! Да окажись я сыном муз или бродяги, я все равно спрошу без страха и все узнаю.
Иокаста. Эдип, любовь моя, он прав. Ты возбужден… возбужден… ты веришь всему, что тебе рассказывают, а потом…
Эдип. Вот оно как! Ну это уже слишком! Я могу снести любой удар — вы знаете, а тут все будто сговорились не позволить мне узнать свое происхождение.
Иокаста. Никто не сговорился… милый… но я тебя знаю.
Эдип. Ошибаешься, Иокаста. Меня больше никто не знает: ни ты, ни я, никто… (Вестнику.) Не дрожи, малыш. Говори. Что дальше?
Вестник. А дальше я ничего не знаю, господин Эдип, только что отец вас нашел полумертвым, подвешенным к ветке за раненые ноги.
Эдип. Так вот откуда мои знаменитые шрамы.
Иокаста. Эдип, Эдип… иди сюда, наверх, а то можно подумать, что тебе нравится острым ножом растравлять свои раны.
Эдип. Так вот они, мои пеленки, вот она, охотничья история — ложь, как и все. Ну что же, право! Может быть я сын дриады и лесного божества, вскормленный среди волков. Рано радуетесь, Тиресий.
Тиресий. Вы несправедливы…
Эдип. Во всяком случае, царя Полиба я не убивал, но… дайте подумать… я убил одного человека.
Иокаста. Ты?
Эдип. Да, я. Но успокойтесь, это произошло случайно, просто не повезло. Да, я убил, жрец, но версию отцеубийства вы, уж пожалуйста, сразу сбросьте со счетов! Я поссорился со слугами и убил их хозяина, старика. Он путешествовал. И это было на перекрестке Давлийской и Дельфийской дорог.
Иокаста. На перекрестке Давлийской и Дельфийской… (Исчезла, будто утонула.)
Эдип. Вот, можно состряпать чудную катастрофу. Что, это был мой отец? «О небо, мой отец!» Но с инцестом-то как быть, господа? А, что думаешь, Иокаста? (Оборачивается и видит, что Иокаста исчезла.) Отлично! Семнадцать лет счастья, безупречное царствование, двое сыновей, две дочери, и стоит только благородной даме узнать, что я теперь неизвестно кто, (а сначала она меня таким и полюбила), как она уже спиной поворачивается. Надулась! Пусть дуется! А я останусь наедине с собственной судьбой.
Креонт. Твоя жена больна, Эдип. Чума всех нас лишила духа. Боги наказали город и ищут жертву. Между нами чудовище. Они желают, чтоб его разоблачили и изгнали. Целыми днями полиция тщетно сбивается с ног, а на улицах растут горы все новых трупов. Ты понимаешь, какого подвига требуешь от Иокасты? Ты отдаешь себе отчет в том, что ты мужчина, а она женщина, немолодая женщина, мать, которая боится, чтобы ее дети не заразились? Прежде чем попрекать ее взбалмошным поступком, ты мог бы найти ей оправдание.
