Посмотрите на стены храмов и статуи фараонов, чьи лица не единожды были стерты! Посмотрите, как печальна судьба прославленных святилищ, лишенных ласки священных вод!
Посмотрите на огромные пирамиды, энергия которых встарь питала целое царство! Внутри они осквернены дыханием нечестивцев, и лишь немногие, закрыв глаза, обняв камни, пытаются вобрать в себя неведомую им энергию, но им удается уловить лишь жалкие остатки древнего могущества. А снаружи те, кто прежде охранял пирамиды ценою собственной жизни, катают туристов на своих верблюдах и продают бессмысленные копии древних символов.
Конечно, и сегодня есть люди, призывающие древних богов, но голоса эти так слабы, что не могут потревожить их сон.
Я отрекаюсь от всего! От гнусного настоящего, которого не могу не замечать, от смутного будущего и мучительного прошлого… От забытых богов, бросивших меня на произвол судьбы, презревших мои мольбы разом покончить с мучительным бесчестьем. Я с радостью встречу любые перемены, ибо не знаю судьбы горше моей. Ах, каким освобождением была бы для меня полная погибель души! Я с наслаждением открыл бы ей свои объятия, будь она мне дарована… Но наказание за мое преступление не может быть столь мягким.
После того как мое смертное ложе было разорено, в те редкие мгновения, когда моя душа испытывает нечто вроде покоя, я вспоминаю свое земное существование. В миг краткий, словно вспышка крошечного огонька, передо мной проносится вся моя бурная, беспокойная жизнь, не омраченная более ни гневом, ни мечтами, жизнь, которую я даже не воспринимаю как свою. Она далека и потому драгоценна вдвойне, как те древние истории, что рассказывали ночами под защитой охранительного огня в самом потаенном из пристанищ, со сжавшимся от страха сердцем, молясь о том, чтобы чудо свершилось вновь, могучие лучи Солнца-Атона прогнали тьму и мы снова смогли бы увидеть великолепное зрелище рассвета над рекой, источником всякой жизни.
Ах, моя душа вновь пробуждается!
И сладостное облегчение испытываю я, пока длится рассказ обо всей моей жизни.
Ни одна слезинка не выкатилась из моих глаз. Этому препятствовали торжественность обстановки и моя гордость, хотя позднее, когда я остался один, тяжелые слезы ярости закапали на пыльный пол моей каморки.
Удары следовали один за другим, медленно и неумолимо, но лишь однажды, когда мой мучитель, невзирая на мой юный возраст и явную невиновность, применил все свое мастерство, мои губы дернулись от боли, обнажив крепко сжатые белые зубы.
