В бабкиной комнате сестры прижились быстро. Словно это и был их дом. И бабушкины вещи им нравились. Мебель, картины в потускневших рамах – натюрморт и портрет бородатого старика, бронзовый подсвечник на семь свечей. Они даже одежду бабушкину не всю выбросили. Перебрали, что получше, да снова в шкаф повесили. В комнате не было того старушечьего запаха лекарств и болезни, который обычно витает в подобных жилищах. Да и с чего? Бабка не болела, по свидетельству соседей, преставилась в одночасье. А в комнате всегда чистоту поддерживала.
– А откуда она знала, что помрет? – спрашивала у Руфины Катя.
– Так она не знала.
– А почему тогда завещание сделала?
– Так она давно его написала. Еще как ее сынок, папа ваш, помер. Тогда же вызвала нотариуса и завещание переписала. То было на него, новое – на вас.
– А мы вообще ничего о ней не знали. Родители давно развелись.
– А она про вас знала. Где живете, сколько лет… Даже дни рождения помнила. Бывало, говорит: «Вот сегодня младшенькой десять лет исполняется».
– А нас она никогда не поздравляла.
– Может, ваша мама просто вам не говорила?
Гадать, почему бабка хотя бы в старости не захотела повидать родных внучек, было бессмысленно. Ну, не хотела и не хотела. Спасибо, что комнату оставила. Поэтому они ее могилку не бросали, ухаживали, весной сажали анютины глазки, осенью убирали опавшие листья. Пусть бабушка не любила их мать, но им-то жилье завещала…
Катя сходила в ЖЭК, на трещину пожаловалась, даже письмо районному депутату отправила, только ничего не изменилось. Трещина день ото дня все шире становилась. Сначала в нее и щепку нельзя было просунуть, а через месяц уже ладонь ребром проходила. Катя боялась ужасно.
– Вот, Вика, попомни мое слово: придем мы с работы в один прекрасный день, а на месте дома – руины. Что тогда делать будем?
– А если дом ночью завалится?
– Ой, не пугай меня! Я вообще почти не сплю последнее время. Все прислушиваюсь: не трещит ли паркет?
– Представляешь, Катька, – делала страшные глаза Вика, – просыпаемся утром, а дом раскололся до самой крыши! Ты с одной стороны, а я – с другой!
– Вика, дурочка, перестань! Вот накаркаешь, не обрадуешься.
Сестры работали да поздно приходили, а соседи-пенсионеры развили бурную деятельность. Таисия Михайловна звонила с утра до вечера во все инстанции. Илья Иванович обошел все квартиры в доме, собирая подписи под коллективным письмом, что Руфина напечатала. В общем, били в набат. Вскоре в дом пришли работники районной администрации. Трещину исследовали, сфотографировали, запротоколировали и уверили жильцов, что примут срочные меры. Через неделю в доме появилась комиссия в составе трех человек – двух женщин и мужчины, – которые ходили по квартирам, общались с жильцами и выясняли, какие у кого жилищные нужды.
