Устройство и приведение в порядок этих дел так поглотили Иосэфа, что он не придал особого значения тому обстоятельству, которое должно было прийтись ему не по вкусу, а именно – сближение Хишелат и Армаиса. Пока тот был женихом, царевна держалась в стороне; но по смерти Сераг она снова стала частой гостьей во дворце Адона; одновременно с ней почти всегда бывал и Армаис. Из этого Иосэф заключил, что жена его покровительствует их сближению. Тогда Адон стал чаще заходить в покои Аснат и скоро убедился, что его предположения справедливы и что брак Армаиса с дочерью фараона становился вполне возможным. Он принялся было обдумывать серьезно средства предупредить этот союз, как смерть Яакоба снова отвлекла его.
Иосэф выказывал, и действительно переживал, глубокое горе. В отце он терял единственного бескорыстно любящего и самого преданного друга. Приказав великолепно набальзамировать тело отца и заказав для него золоченый с инкрустациями саркофаг, Адон, облекшись в траур, отправился во дворец фараона. Апопи приветливо встретил его и выразил ему свое соболезнование. Отблагодарив его, Иосэф пал на колени.
– Я хочу, господин мой и благодетель, просить у тебя милости. Поклялся я умиравшему отцу похоронить его в нашем родовом склепе близ Геброна; повелишь ли ты мне исполнить сыновний долг мой? Но так как покойный был отцом человека, тобою возвышенного, благоволишь ли также повелеть носить по нем траур в Египте, а жрецам и сановникам, как подобает моему званию, сопровождать меня?
Удивленный Апопи сначала пристально взглянул на него, затем выражение неудовольствия сменилось на его лице хитрой усмешкой; несмотря на все влияние, оказываемое на фараона его любимцем, и привычку во всем его слушаться, претензия Иосэфа навязать стране национальный траур по случаю смерти такого ничтожества, каким в глазах Апопи был Яакоб, совершенно справедливо показалась фараону чудовищной.
– Странное у тебя желание! Жрецы и знать Египта сочтут ведь за вызов и обиду твое требование – оплакивать, как царя, простого пастуха чужого племени и подвергать себя утомительному пути, сопровождая его мумию. Но самому тебе я разрешаю.
Глаза Иосэфа блеснули.
– Ты прав, фараон! Отец мой был только главою пастушеского племени, но его сын – первый после тебя в Египте, и почести, воздаваемые памяти отца, только увеличат почет, который все обязаны оказывать твоему слуге, равно как и беспрекословное повиновение каждому твоему приказанию. Воля твоя, повелитель, для меня закон; но я скорее сложу к ногам твоим ту власть, которой ты меня облек, чем соглашусь лишить отца достойного почета!
