Солист Большого театра | страница 10



Отдельная удача: в Малом зале консерватории Соломон был на последнем сольном концерте 75-летнего Леонида Собинова. Годом раньше юбиляр (кстати, у него был родной брат Сергей, также певец, для сцены Волгин) завершил оперную карьеру партией Ленского, в том спектакле Трике пел Иван Козловский, Зарецкого – Марк Рейзен, Ротного – Александр Пирогов.

В Киеве проникать на симфонические концерты он мог редко, с деньгами на билеты было туго, теперь он навёрстывал упущённое на оркестровых вечерах Александра Орлова и Николая Голованова, Натана Рахлина и Василия Небольсина. Слушал и инструменталистов, вскоре лауреатов отечественных и зарубежных конкурсов: Якова Флиера и его тёзки Зака, Самуила Фурера, Герца Цомыка, Михаила Фихтенгольца: «для нас, провинциалов, – воспоминал отец, – это был нескончаемый праздник»[6].

Живя в те годы в Москве, недопустимо было пропустить спектакли МХАТа с Аллой Тарасовой (Каренина) и Василием Качаловым (Барон, Тузенбах) и ГОСЭТ (Государственный еврейский театр), где зрителей, даже не знавших идиша, потрясали король Лир и его Шут – Соломон Михоэлс и Вениамин Зускин. А ещё были Малый с Верой Пашенной и Александром Остужевым, Третья студия МХАТа с Цецилией Мансуровой и Юрием Завадским: «я стал их ярым поклонником».


Василий Качалов с аспирантами консерватории: вверху первый слева Наум Хромченко, во втором ряду второй слева Соломон Хромченко

Но главным – непрерывным – праздником были уроки с Ксенией Дорлиак[7] в классе сольного и с Анатолием Доливо камерного пения: выпускник московской консерватории, филармонический певец, замечательно читал произведения Пушкина, Достоевского, Петрарки, Рабле. Оба не отказались заниматься с Соломоном и после того, как его приняли в театр, а потому их, равно как и Энгель-Крона, он благодарно вспоминал: «они учили не только вокальному и исполнительскому мастерству, но и уму-разуму, выдержке, необходимому нам всем терпению».

На очередной урок аспирант принёс разучивать романсы Чайковского:

– Заглядывая в ноты, пою «Хотел бы в единое слово», затем «На нивы жёлтые», как вдруг Ксения Николаевна говорит: «Вот с ними и пойдёшь на конкурс». Я не придал её словам никакого значения, не переспросил даже, что за конкурс. На следующем уроке запел любимую мною тогда арию Йонтека из оперы Монюшко «Галька», я её пел на дипломе в киевском институте. Ксения Николаевна, дослушав до конца, сказала: «И эту арию споёшь на конкурсе, мы её включим в программу для исполнения в первом туре».