Фея незабудок | страница 12





Про Брук говорили, что она сбежала из работного дома и пришла пешком в Лондон, клюнув на россказни о добрых и щедрых господах, которых здесь, якобы, пруд пруди. Сама же она уверяла, что ее отец – цыганский барон, живет в золотом шатре и скоро приедет за ней на белоснежной лошади с серьгами в ушах.

Пока же этого не случилось, Брук выкатывалась бусиной под ноги прохожих, раскидывала на тротуаре потрепанные карты и щедро раздавала направо и налево повышения по службе, удачные сделки и любовь до гробовой доски. Жаль, что некому было нагадать ей самой теплую постель, тарелку горячей овсянки и книгу сказок с красивыми картинками. Глядя на Брук, Фиона безуспешно пыталась состыковать действительность с привычными постулатами. Над их с Генри кроватями отец прикрепил кнопками копии гравюр Хогарта, иллюстрирующие жизнь двух учеников – хорошего и плохого. Он очень любил назидательные листы этого художника и называл их «пищей для разума». Все бы хорошо, да вот незадача – здесь нищета настигала нерадивого юношу в наказание за лень и праздность. Брук же – не лентяйка, напротив, она трудится, не покладая рук (еще бы, столько народа в Лондоне – и всем подавай счастье), но все равно живет в шалаше, который соорудила себе из старых ящиков, валявшихся на задворках овощной лавки, а питается объедками. Да и сама Фиона не бездельничает. Она покупает незабудки оптом в теплице, стоит с ними в любую погоду, и на ветру, и под дождем, от темна до темна, пока не продаст все до последнего букетика. И вот вам результат – ботинки у нее износились, а на новые денег нет. Брат Генри тоже по четырнадцать часов в сутки горбатится. В аду житье веселей, чем в мыловарне господина Никсона. Да и сам отец, портовый грузчик, тоже лодырем не слывет. Почему же они снимают квартиру с заплесневелым потолком и окнами на помойку? «Хотя Хогарт и великий художник, но всей жизненной правды он не знал», – сделала вывод Фиона. Однако в чем-то он, все же, был беспощадно прав. Например, в том, что лень неизбежно ведет к зависти и злонравию. Это Фиона оценила на собственной шкуре. Уличные музыканты Пол и Берти вбили себе в голову, что она озолотилась за их счет, и готовы были ее со свету сжить. Пол в течение года проплавал на торговом судне. По прибытии в родной порт капитан потребовал, чтобы он убирался восвояси и никогда больше не показывался ему на глаза, но, тем не менее, Пол мнил себя настоящим морским волком, зиму и лето щеголял в рваной тельняшке с чужого плеча и ужасно важничал. От матросов он научился жевать табак, играть на губной гармошке и горланить пиратские песни. Берти чрезвычайно быстро перенял у приятеля эти ценные навыки, и мальчишки решили работать вместе. Пол сидел на тротуаре, непонятно зачем подстелив под зад газету, – греть она не грела, а сделать штаны еще грязней было уже невозможно, и дул в гармошку, а Берти орал что есть мочи, широко, как оперный певец, разевая рот: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца!»