Человек-Хэллоуин | страница 24



В начале девятнадцатого столетия сюда прибыли испанские и португальские рыбаки, благодаря которым рыбный промысел был поднят на неведомую ранее высоту. Однако они селились в основном за пределами городка, рядом с лесом Векетукет, поскольку купить недвижимость в границах городка уже тогда было непросто. Еще в восемнадцатом веке местные власти приняли постановление, ограничивающее размеры поселения, и с тех пор оно ни разу не пересматривалось. Лишь летние особняки на мысе Джунипер вырастали как грибы, но только потому, что земля там не считалась городской.

Популярный романист начала двадцатого столетия Арланд Бишоп опубликовал в журнале «Либерти» небольшую статью о прелестях Стоунхейвена. У Бишопа был дом на берегу бухты, и своим восторженным описанием красот этого удивительного тихого местечка он надеялся завлечь сюда нью-йоркских приятелей. Но обитателям городка не очень-то польстили его описания, такие, например, как «цветовая палитра здешних мест напоминает Новую Англию и в то же время почти абсолютно бесцветна», или сомнительная похвала горожанам, которые в своей лености не спешат ремонтировать собственные дома «Крыши протекают, ступени рушатся, обивка коробится, но эти дома похожи на своих обитателей: крепкие, долговечные, готовые дать отпор любому».

Прапрапрапрадед Стоуни Кроуфорда командовал таможней, расположенной в центре города, а дед Стоуни не раз рассказывал ему, когда был жив, и о старом свинарнике, и о великом пожаре на Лэндс-Энд, и о снежной буре тридцать второго года, когда Стоунхейвен едва не смыло в море, и о том, как однажды бухта внезапно замерзла и жившие в ней лебеди оказались в ледовом капкане, так что деду с еще четырьмя молодыми людьми пришлось взять ружья и избавить птиц от мучений. «Как же мы плакали! — вспоминал дед. — Их перья были такими чудесными. Мысль о том, что придется уничтожить такую красоту, приводила нас в ужас, но они страдали, и другого выхода не было».

— И им пришлось умереть? — спросил как-то четырехлетний Стоуни.

Он любил сидеть на коленях у деда и, глядя снизу вверх на сгорбленного старика, от желтоватой кожи и поседевших волос которого исходил смешанный запах виски и сигар, слушать его рассказы, заглядывать в смеющиеся глаза, дотрагиваться до серебристых волос.

Дед потрепал его по макушке.

— Все мы умираем, малыш. И я тоже когда-нибудь умру.

— А я никогда! — заявил Стоуни с твердым намерением сдержать слово.

Когда деда не стало, мир Стоуни Кроуфорда переменился. Однако еще в те времена, когда его отец и в мыслях не держал возможность появления Стоуни на свет, некоторые события в корне изменили мир всего Стоунхейвена.