Однажды она принесла новый текст, и, прочитав его, я впервые не смог совладать с эмоциями. Он был написан от руки, что меня удивило. Страница была измята, будто написан он был не вчера – наверняка накануне она решила перебрать старые записи и выловила оттуда что-то забытое, но от этого не менее хорошее. В поисках света я подошел к окну и начал читать про себя:
Собирай свои вещи, твой поезд уходит к утру,
я совсем не шучу, у меня не осталось мотивов,
я протерла тобой в своей жизни такую дыру,
что самой от себя – бесконечно, бескрайне противно.
Может, было бы легче, не будь я по льду ходоком,
не рискуй как в последний, не дергайся, словно связали,
но сейчас даже небо сжимается в каменный ком
и молчит надо мной, будто знает, что я умираю.
Ох, зачем мне слова, все равно ни черта не поймешь,
хоть снимай по слоям с этих губ пересохшую кожу,
просто знай: если ты по-хорошему сам не уйдешь,
нам с тобой никогда и ничем этот мир не поможет.
Полно, все перемолото, выплюнь, утри рукавом,
самым лучшим на свете и тем написали сдаваться.
для чего это с нами случилось – узнаем потом,
но напомни мне больше
ни с кем
никогда
не сближаться.
С каждым словом мне все острее казалось, что эти слова – мне. Не нынешнему, но тогдашнему, которого она прогоняла на мосту. Почти забытые ощущения – злости и обиды на нее – начали клокотать с новой силой. Я дочитал, сложил листок вчетверо, чересчур старательно разгладив сгибы, и наконец повернулся к ней. Видимо, моя реакция была написана у меня на лице, потому что Лена встрепенулась:
– Что, плохо?
– Отчего же? Хорошо. Как всегда.
– Мы, кажется, договаривались, что ты не будешь меня жалеть. Выкладывай. Плохо? Глупо? Это нельзя положить на музыку?
– Можно, все можно. Но у меня один вопрос.
– Ну?
– Когда ты это написала?
Возможно, она повзрослела за эти годы. Стала более сдержанной, менее эмоциональной. Но не настолько, насколько ей бы хотелось. Я видел смятение на ее лице, стыд пойманного с поличным человека. Она протянула руку за листком:
– Ладно, ерунда. Дурацкий текст. Не будем его использовать.
Но я не собирался его отдавать:
– Ты не ответила. Когда ты это написала?
– Прости.
– Ты снова извиняешься, – укоряю ее.
– И буду это делать всегда. Пока ты не перестанешь припоминать мне о том, что было. Саша, если ты все это затеял для того, чтобы лишний раз пристыдить меня за то, как плохо я с тобой обошлась, то, может, не надо? Давай закончим сейчас и оставим дурацкую затею с моими песнями к чертовой матери.
