– Да, Лена, – невозмутимо ответил я, – я один, приходи, конечно.
Я положил трубку и на время забыл, что нахожусь в комнате не один, пока Юля не позвала меня по имени. Не нужно было ни о чем говорить – она догадалась по моему взгляду, по тому, сколько раскаяния и сожаления я попытался в него вложить, но правда была в том, что я ни о чем не сожалел, я был рад, что больше мне не придется обманывать ее и себя.
А обманывать одну Лену, думал я, мне гораздо легче.
Я понятия не имел, был ее побег с моей кухни вызван отвращением к случившемуся, стыдом или, наоборот, пробудившимися чувствами. Меня тошнило от мыслей о произошедшем. Я все прокручивал в голове фразы, которые мог бы ей сказать, чтобы удержать, и они были прекрасны и ужасны одновременно: не было таких слов, чтобы я смог побороть смущение и страх, что она снова меня оттолкнет. Стыдно признаваться, но по-настоящему я сожалел лишь об одном – о том, что не довел начатое до конца. Что-то подсказывало мне: она не ушла бы так просто, так легко, если бы это случилось. Она бы осталась. Ей бы пришлось остаться. Возможно, я себе льстил, но я знал, я в мельчайших деталях помнил, как нам всегда было хорошо вместе, когда мы занимались любовью. Что, если бы это напоминание остановило ее?
Прошло несколько недель с того дня, как я признался ей в любви, прежде чем мы занялись сексом. Сначала я был измучен своими чувствами и даже зол, а она растеряна и напугана. Затем я сходил с ума от ожидания и неизвестности. Наконец я получил ее согласие. Впервые я был так влюблен. И впервые не потащил женщину в постель в тот же вечер, как убедился, что она отвечает мне взаимностью. Воздержание давалось мне не то что нелегко – почти невыносимо. Я был один уже довольно длительное время – тоже, кстати, вполне себе показатель того, что я влюбился как идиот. Но затащить ее в постель – быстро и легко, как делал это обычно, – тоже не мог. Боялся слишком надавить на нее и испугать. Боялся, что она может просто-напросто отказать мне. Наша связь провоцировала такое количество беспрерывно нарастающих страхов, что непонятно, как я мог быть в то же время счастлив. Но я был.
Я хорошо помню вечер, когда наконец все случилось. Мне было пора идти домой, как вдруг зарядил дождь, и мы остались смотреть кино и болтать о всякой ерунде. Я уходил обычно около полуночи, нашпигованный желанием заняться с ней любовью. Узнать, какая она на вкус, на ощупь, какая она, когда ей хорошо. Шепчет ли она глупости во время секса или плачет после. Сдерживает ли застенчиво стоны или кричит так, что становится немного неловко. Я хорошо изучил ее за годы дружбы, но совершенно ничего не знал о ней с этой стороны и мучился почти болезненным желанием это выяснить. Я хотел ее постоянно, беспрерывно: когда она смеялась и запрокидывала голову, обнажая шею, когда выходила из ванной, замотанная в полотенце, когда случайно мелькала в глубоком вырезе футболки ее грудь – лишь маленькая часть, так, спойлер о том, что могло бы меня ждать, разденься она передо мной, позволь прикоснуться к ней и сделать то, что я успел нафантазировать.
