Соня вздыхает:
– Может, им пожениться?
– Пожалуй, – язвлю я.
Конец марта, а в Харькове до сих пор зима. Меня ждет моя плохо отапливаемая квартира со скрипучими полами, кружка «Старбакс», привезенная Сашей из Берлина, литры горячего – уже не растворимого – кофе и море работы, которую надо сделать до утра: скучные рекламные пресс-релизы, акционные листовки для охранного агентства, перевод статьи о всемирно известном, если верить автору, польском косметологе. Я собираюсь домой вместе с Сашей – нам в одну сторону и он всегда провожает меня до двери.
– Ну что, – толкает он меня плечом в метро, – ты довольна? Я не зря заставил маму бегать по книжным?
– Очень, очень довольна, – отвечаю благодарно. – Татьяне Николаевне большое спасибо, с меня шоколад, цветы и шампанское.
– Отставить, – смеется, смотрит на меня изучающе, добавляет: – Ты сегодня задумчивая, Давыдова. У тебя все нормально? Справляешься?
– Угу, – вздыхаю, – просто как-то все… несерьезно, что ли, Саш? Работа дурацкая, я сама дурацкая, все у меня криво выходит, тебе не кажется?
– Не кажется. Ты опять вступила в свою любимую фазу.
– Какую?
– Самокопания. Ты без этого не можешь.
– Не могу, – соглашаюсь.
– Ты слишком близко все принимаешь к сердцу.
– Ох, ты всегда так говоришь. Будто я могу взять и стать другой. Принимать все далеко от сердца. Разве можно вдруг, ни с того ни с сего, стать холодной, расчетливой, бесчувственной, а?
– Понятия не имею. Я такой с рождения.
– Ой, не ври. Ты не такой. Ты – чувствительный, – выпаливаю я и вдруг смущаюсь своих слов. – Прикидываешься циником, но меня не проведешь.
– Тебя – нет, – соглашается, – только не рассказывай никому, договорились? – шепчет, словно по секрету.
– Не расскажу, – тоже шепчу я и толкаю его плечом. – Саш, а что за девица была с тобой на прошлой неделе, у вас серьезно? – издеваюсь.
– Язва, – совсем не обижается. – Что поделать, Лена, не интересуются мной высокодуховные девы, увы, только длинноногие…
– И пышногрудые, – не сдерживаюсь я.
– И такие тоже, – согласно кивает. – Чем богаты, тем и рады, как говорится.
– Ничего-ничего, – изображаю сочувствие, – однажды и тебя, Саша, полюбит умная и… Как ты сказал? Да, высокодуховная дева. Обязательно!
– Буду ждать, а пока довольствуюсь малым. – Он улыбается хитро и чуть смущенно, и мне немного стыдно за свой сарказм, но он-то знает, что я любя.
– У тебя всегда есть я, – примиряюще шучу.
– Ну уж нет, – отмахивается, – тебя, Давыдова, я точно не потяну. Это слишком. Мне бы кого попроще, поглупей и, прости, ростом повыше. – Он, смеясь, целует меня в макушку, и я нарочито отбиваюсь, хотя мне всегда приятен этот его маленький жест, будто говорящий: «Эй, что бы там ни было, я тебя не оставлю».
