— Уилфрид здорово не в духе, говорит, что сегодня не годен для человеческого общества. Чудак!
До чего мужчины тупы! Оттого, что Уилфрид — его приятель, Майкл ничего не замечает; и счастье, что это так. Значит, Уилфрид действительно решил ее избегать. Ладно, посмотрим! И она сказала:
— Я устала, Майкл, поедем домой.
Он взял ее под руку.
— Бедняжка моя! Ну, пошли!
На минуту они задержались у двери, которую забыли закрыть, и смотрели, как Вуман, дирижер, изогнулся перед оркестром.
— Посмотри на него — настоящее чучело, вывешенное из окна: руки и ноги болтаются, точно набиты опилками. А погляди на Фрапку с ее роялем мрачный союз!
Послышался странный звук.
— Ей-богу, мелодия! — сказал Майкл.
Капельдинер прошептал ему на ухо: «Позвольте, сэр, я закрываю двери». Флер мельком заметила знаменитого драматурга Л. С. Д., сидевшего с закрытыми глазами, так же прямо, как торчали его волосы. Дверь закрылась они остались в фойе.
— Подожди здесь, дорогая, я раздобуду рикшу.
Флер спрятала подбородок в мех. С востока дул холодный ветер.
За спиной раздался голос:
— Ну, Флер, ехать мне на Восток?
Уилфрид! Воротник поднят до ушей, папироска во рту, руки в карманах, пожирает ее глазами.
— Вы глупый мальчик, Уилфрид!
— Думайте, что хотите. Ехать мне на Восток?
— Нет. В воскресенье утром — в одиннадцать часов, в галерее Тэйт. Мы поговорим.
— Convenu![8]
И ушел.
Оставшись внезапно одна, Флер вдруг словно впервые досмотрела в лицо действительности. Неужели ей не справиться с Уилфридом? Подъехал автомобиль. Майкл кивнул ей. Флер села в машину.
Проезжая мимо заманчиво освещенного оазиса, где молодые дамы демонстрировали любопытным лондонцам последнее слово парижских дезабилье. Флер почувствовала, что Майкл наклонился к ней. Если она намерена сохранить Уилфрида, надо быть поласковей с Майклом. Но только:
— Не надо целовать меня посреди Пикадилли, Майкл.
— Прости, маленькая. Конечно, это преждевременно: я собирался тебя поцеловать только у Партенеума!
Флер вспомнила, как он спал на диване в испанской гостинице в первые две недели их медового месяца; как он всегда настаивал, чтобы она не тратила на него ни пенни, а сам дарил ей все, что хотел, хотя у нее было три тысячи годового дохода, а у него только тысяча двести фунтов; как он беспокоился, когда у нее бывал насморк, и как он всегда приходил вовремя к чаю. Да, Майкл — прелесть. Но разобьется ли ее сердце, если он завтра уедет на Восток или на Запад?
Прижимаясь к нему, она сама удивлялась своему цинизму.
