Сева засмеялся.
— Чудак! Может, к нему какая-нибудь племянница приехала?
— Тогда почему он с ней через стеклянное круглое оконце разговаривает? Да и голоса оттуда не было слышно.
— А что потом? — Сева только притворялся равнодушным, а сам так и подпрыгивал от любопытства.
— А потом Пал Палыч отошел от двери и увидел меня. Увидел и говорит: «Проходите, Калошкин, не стесняйтесь. Сейчас я вас яблоком угощу». И повел. Только не в ту комнату, с оконцем, а в другую. Там никого не было. Вся она заставлена стеллажами с книгами, а на столе — большая тарелка с яблоками. Будто он знал, что я приду к нему. Взял я одно яблоко, передал, что просила Зинаида Михайловна, и ходу на улицу.
— Вот так новость, — разочарованно протянул Сева и подфутболил камешек. — Трепач ты, Васька. Я думал, ты и впрямь что-нибудь интересное узнал, а ты…
— Ну да, — обиделся Васька, — я трепач… Можно подумать, что у вас дома тоже в двери круглое оконце проделано, а за ним какое-то «сиятельство» живет. Что-то я ни разу его не видел.
— Ладно, — сказал Сева, — не обижайся, давай лучше узнаем, что это такое. Идет?
— А как ты узнаешь. Просто взять да зайти? Так я ж тебе говорил — он в ту комнату не пускает, во вторую ведет.
— А мы — без спросу, — усмехнулся Сева. — Он и знать не будет.
— Т-то-есть как — знать не будет? — от удивления Васька даже заикаться начал.
— А вот так… — загадочно проговорил Сева. — Вечером узнаешь. Как стемнеет, приходи к нам. Договорились?
Чтобы не уснуть, Сева выпил целый стакан крепкого утреннего кофе и открыл книгу «Полесские робинзоны». Но то, что ожидало его в эту ночь, не давало сосредоточиться, и приходилось начинать страницу вот уже в третий раз.
В голову лезли самые невероятные мысли. А вдруг и правда за круглым оконцем Пал Палыча какая-то тайна. И сегодня они ее откроют.
За окном раздался тихий свист, и в стекло ударилась горсть мелких камешков.
Васька. Пора!
Осторожно, чтобы не разбудить Андрейку, с которым Сева спал в одной комнате, он вышел из дому. Двери, смазанные с вечера подсолнечным маслом, даже не скрипнули.
Ожидая на улице Севу, Васька с аппетитом уплетал хлебную горбушку с маслом.
— Хочешь? — тихо спросил он, разламывая хлеб пополам.
Но Севе есть не хотелось. Ваське хорошо. Его мать, тетя Алена, ушла на завод в ночную смену, отец, агент по снабжению, в командировке. На этот раз уехал далеко — в Архангельск. Он иногда по целому месяцу дома не бывает. Хоть до утра разгуливай, никто слова не скажет.
