– Ты ничем не рискуешь, – вновь заговорил Ферорас, – весь риск достается мне. Если ты будешь убит в первом же бою, стало быть, я неудачно вложил свои деньги…
– Прошу тебя, – вмешалась Мариамна, – не надо говорить об этом!
– Просто я во всем люблю ясность, – успокоил Ферорас жену. – Это обычная сделка. Если Вителлий будет продолжать сражаться так же умело и мужественно, он заработает себе целое состояние, а я тоже получу свою долю прибыли. В конце концов, вложенные деньги должны приносить свои плоды. Принять мою помощь ты, разумеется, вовсе не обязан, но без нее твои успехи принесут тебе гораздо меньше. Вспомни о Пугнаксе, который много лет одерживал победу за победой и все равно ютился, как собака, в гладиаторской каморке. Пугнакс понятия не имел, каким образом превратить свои успехи в благосостояние.
– Я согласен, – поспешно, словно опасаясь, что Ферорас может передумать, проговорил Вителлий.
Мариамна и Тертулла, вскочив на ноги, заключили молодого гладиатора в объятия. Ферорас подошел к гостю и взял его за руку.
– Выпьем за удачу. Твой успех будет и моим успехом.
Центурион Манлий, словно изголодавшийся волк, проскользнул через аркаду, ведущую к выходу из-под трибун Большого цирка. В этом дешевом районе повсюду ожидали посетителей бесчисленные лавочки, кабачки и бордели. За сестерций здесь можно было получить все что угодно: женщину, кубок вина, какой-нибудь подарок для супруги. Стоявшие у дверей шлюхи приподнимали подолы каждый раз, когда мимо проходил мужчина.
– Не хочешь ли позабавиться, Манлий?
Центурион был здесь, похоже, известной личностью. Манлий вежливо отказывался и слышал в ответ сердитое:
– Мы уже недостаточно хороши для тебя, болтун? Или ты сделал удачную ставку на играх?
– Кто знает, кто знает, – со смехом отвечал Манлий, направляясь к Эсквилину с его богатыми кварталами, где стояли дома знати и видных римских дельцов.
Один из этих домов именовался «Ауреум» и служил отнюдь не местом жительства. Своим названием «Ауреум» был обязан тому, что только за вход в него надо было заплатить аурей – золотую монету, равную по стоимости ста сестерциям. «Ауреум» был самым дорогим и самым изысканным из всех сорока пяти лупанариев – публичных домов Рима. Это была мечта каждого мужчины, для большинства из них неосуществимая.
Напыжившись, словно павлин, Манлий поднялся по мраморным ступеням к колоннам портала. Сразу за входом в небольшой комнатке сидела темнокожая рабыня, единственным одеянием которой служили несколько пушистых белых перьев. Она протянула вошедшему блюдо из отливающего перламутром стекла. Манлий понимающе кивнул и опустил на него аурей. Тут же двустворчатая дверь в атриум отворилась, словно по мановению волшебной палочки. Навстречу гостю хлынули звуки небесной музыки и аромат курящихся благовоний.
