Судно подтянули крюками к трибуне, и два раба помогли Вителлию сойти на берег. Спустившись по устеленной красным ковром лестнице, Нарцисс вручил Вителлию знак, подтверждающий, что гладиатор снова стал полностью свободным человеком, и кожаный кошель с наградой за победу. Склонив голову, Вителлий выразил свою благодарность. Почетные гости на трибуне стоя приветствовали его. Консулы, сенаторы и жрецы, самые видные люди Рима, аплодировали ему, Вителлию. Он впитывал эти аплодисменты, как после душного дня человек впитывает вечернюю прохладу. А потом он увидел Туллию. Она стояла всего в паре шагов от гладиатора, прекрасная, как статуя, и грациозная, как Ребекка. Когда Вителлий взглянул на прекрасную жрицу, она целомудренно опустила глаза. Он ясно увидел легкий румянец, появившийся на ее лице. Собравшись с мужеством, Вителлий подошел к весталке и поклонился ей. Туллия поблагодарила его чуть заметным кивком. Многие на трибуне знали, чем вызван жест гладиатора.
Консул Квинт Вераний тронул рукав сидевшего по правую сторону соседа.
– Тебе, Плиний, следует знать, что этот гладиатор был приговорен к смерти. Ему спасло жизнь то, что по дороге к месту казни он встретил весталку.
– И за какое же преступление был осужден этот юноша? – спросил Плиний.
– Он вроде бы участвовал в заговоре Мессалины. Впрочем, это не вполне достоверно. Не исключено, что показания, которые легли в основу обвинения, были продиктованы лишь личным соперничеством между Вителлием и Пугнаксом…
– Этим самым Пугнаксом? – кивком указав на озеро, спросил Плиний.
– Да, – ответил Вераний. – Сегодняшний день положил конец их вражде.
– Невероятно, – сказал Плиний. – Мне пришлось немало сражаться в Германии, но и там я ни разу не сталкивался с подобной судьбой. Воистину, он заслуживает того, чтобы поведать о нем потомкам. Я должен познакомиться с этим гладиатором.
– Я уже вижу, – расхохотался консул, – как римляне теряют выдающегося воина, приобретая взамен многообещающего писателя. Скажи, однако, Гай Секунд Плиний, не слишком ли ты молод, чтобы вот так уходить на покой?
– Кто говорит о покое? Не война отец всего сущего, а дух, порождающий и сами войны. Следует ли предоставлять литературу старикам? Я как раз впервые побрил бороду, когда написал в Германии свою первую работу о боевой тактике отрядов всадников. Работа эта получила признание. Разве она стала хуже от того, что была написана в двадцать три года?
– Нет, конечно, – ответил консул.
