На стенах домов начали появляться направленные против императора памфлеты, в которых говорилось: «Пусть катится в преисподнюю, граждане, вместе со своим новым дворцом!» И в разговорах вместо обычных шуток все чаще звучали насмешливые песенки.
Нерон чувствовал, что пропасть, отделяющая его от народа, становится шире и шире. Городской пожар все еще оставался основным предметом разговоров римлян. Как могла произойти таких размеров катастрофа? Было немало римлян, которые, глядя на новые монументальные постройки, полагали, что император и впрямь поджег город, чтобы, перестроив его, создать вечный памятник себе. Чтобы раз и навсегда искоренить слухи, Нерон поручил Тигеллину, командующему преторианской гвардией, провести расследование причин пожара.
По мнению Тигеллина, решение напрашивалось само собой. Не составляло труда представить христиан, которые так странно вели себя во время катастрофы, в качестве истинных поджигателей. Сами христиане, хотя и утверждали, что не имеют ничего общего с возникновением пожара, не принимали никаких мер в свою защиту. Многие даже словно бы стремились оказаться осужденными, причем число их возрастало так быстро, что Тигеллин решил обратиться за советом к Сенеке, с которым хотел поговорить еще и по другому поводу.
– Я видел в жизни многое, но люди, добровольно стремящиеся к смерти, представляют для меня загадку, – сказал он философу.
Сенека по собственной воле удалился в свое сельское поместье, расположенное в Кампании, милях в четырех от ворот Рима. Он по-прежнему пользовался огромным авторитетом, но связывать свое имя с политикой Нерона больше не хотел.
– Казнь Павла и Петра, их вожаков, – сказал Сенека, – спокойствие, с которым они пошли на смерть, стали примером для всех христиан. Эти люди продемонстрировали своим сторонникам твердую веру в то, что проповедовали.
– А в чем, собственно, она состоит?
– Их пророк, некий Иисус, казненный при Тиберии, утверждал, что Его царство не от мира сего и что только смерть принесет Его последователям избавление. Этот Иисус опередил их в смерти, и теперь все остальные с нетерпением ждут ее в надежде на лучшую жизнь.
– Но это же бессмыслица. Или ты другого мнения?
– Бессмыслица или нет, кто может это сказать? Мне кажется, что христиане не так уж далеки от учения стоиков. Я тоже верю, что наша жизнь – лишь преддверие к настоящей, вечной жизни. И для меня миг смерти – это миг настоящего рождения. И то, насколько добродетельны мы в этой жизни, определяет нашу судьбу в жизни будущей.
