«Если ты захочешь, персонал винодельни с удовольствием приглашает тебя на морскую прогулку по заливу Сан-Франциско. Встречаемся в лобби в 16.00».
Ох, правда? Они выходят в море… или это Джейми выходит в море…
Съев лучшую в жизни яичницу с грибами и артишоками, я открыла чемодан и стала там копаться в поисках подходящей одежды. У меня с собой была куча нарядов в стиле «здрасте, я репортер», которые я взяла с собой, не зная, что за погода меня ждет, но ни один из них не подходил для того, чтобы впечатлить горячего крепкого парня из винодельни. Надеть тот же черный блейзер я уже не могла, но потом я вспомнила, что захватила с собой бордовую камизу, которую обычно надевала под блузку. Решила остановиться на этом: сексуальная шелковая камиза, тонкие джинсы, невысокий каблук и черный блейзер для завершения образа.
Я решила сказать Джейми, что порвала со своим парнем, при первой же возможности, однако слова Сьюзен пугали меня, и я снова и снова задавалась вопросом о том, готова ли порвать отношения с мужчиной, который живет за две тысячи миль от меня. Да, сказала я себе, определенно пришла пора.
Надо было поговорить с Джерри, хотя мне и нечего было ему сказать. Прогресс в интервью пока был нулевым. Я набрала номер. Он ответил до первого гудка.
— Джерри.
— У меня проблема.
— И тебе привет.
— Я серьезно.
— Поздравляю. Я не видел тебя серьезной уже долгое время.
Этот обмен шутками был привычен для Джерри, он делал вид, что ругает меня или порицает, так как думал, что это поднимает мой журналистский дух. На сто процентов уверена в том, что Джерри страдает синдромом дефицита внимания. Мы много раз вместе завтракали в парке, иногда в Линкольн, иногда в Стентоне. Мы обычно жевали сэндвичи и обсуждали работу. Мы могли погрузиться в обсуждении таких серьезных вещей, как смертность или мировой голод, но что-то находило на Джерри, и, хохотнув, он мог прервать диалог репликой вроде: «Глянь-ка на этого воздушного змея! Похож на гигантского кальмара, правда!» В Миллениум-парк я его никогда не звала. Все равно будет просто сидеть там, и таращиться на гигантские скульптуры. Мозг Джерри может просто закоротить от перегруза. Будет сидеть и повторять: «Большие железяки, большие железяки». Он все делал быстро: думал, ел, писал, говорил, даже двигался быстрее, чем обычный человек. Внимание Джерри нельзя было привлечь более чем на пару секунд. Его неугомонность иной раз казалась беспричинной, но его мозг работал как часы, когда надо было что-то сказать ясно и четко, что делало его отличным журналистом.
