Знание-сила, 2008 № 05 (971) | страница 114



Мало ли что считает нужным Леонтович?! Партия считала иначе — Леонтович занимался оборонной темой радиолокации. И пусть занимается. А его антисоветские настроения? «Будытэ слэдыт, нэ будыт врэдыт», как сказал Берия одному из своих бдительных помощников.

Познавшие партийную необходимость академики оставили Леонтовича в списке кандидатов, выбрали его большинством голосов (13:2) и свободно-демократически забаллотировали Тамма (4:11).

Более послушными академики стали, вероятно, после августовского необъясненного крушения академика Капицы и погромного постановления ЦК «по литературе», публично растоптавшего поэзию Анны Ахматовой и прозу Михаила Зощенко. После этого академики могли усомниться в тайности своего голосования. Должное надо отдать четырем непослушным, проголосовавшим за Тамма. Одним из них вполне мог быть Капица.

Стоит подчеркнуть, что в академических выборах партийное одобрение добавлялось к реальной научной репутации. Не так уж много было случаев, когда Партия своею собственной рукой «избирала» в академию человека безо всяких научных заслуг; для такого нужна была серьезная деловая причина, а не просто чье-то дешевое тщеславие. Когда Терлецкий связывал «культ Ландау» с «культом личности Сталина», он фактически, объяснял, почему его самого не избрали в Академию. Но при этом он почему-то не сказал об отзыве, который на его докторскую диссертацию написал Ландау и в котором можно было прочитать:

«Большинство мыслей, высказываемых автором, ошибочны и свидетельствуют лишь о непонимании им дискутируемых им тонких вопросов. Однако, как верные, так и неверные утверждения Я.П.Терлецкого совершенно лишены какой-либо оригинальности и даже не могут служить предметом для опубликования их в каком либо научном журнале. Все это выглядит примерно таким образом, как если бы студент третьего или четвертого курса захотел высказать свое представление о статистической механике. Мне представляется крайне странным, что такая диссертация вообще могла защищаться».

Не вникая в тонкие вопросы, видно, что рецензент совершенно не думает, стоит ли за диссертантом весь могущественный аппарат компетентных органов или одно лишь честолюбие данного спецфизика. И нетрудно понять, что источник пылких чувств этого спецфизика к «культу Ландау» сформировался уже в 1946 году.

А к концу 1946 года послевоенные надежды растаяли в сгущающемся воздухе того периода советской истории, о котором можно сказать словами классика: «Бывали хуже времена, но не было подлей». Конец 30-х годов был, несомненно, хуже по количеству загубленных жизней, но последние сталинские годы были особенно подлыми для российской культуры и науки. Искоренение наплевизма и безыдейности в литературе, суды чести в науке, погром биологии и триумф Лысенко, борьба с низкопоклонниками и космополитами, с физическим идеализмом и немарксистским языкознанием, и ...вплоть до «дела врачей», которое Сталину не удалось довести до конца, — через все это Ландау предстояло пройти вместе со всей страной, но со своим врожденным свободолюбием.