- Очень красивая! - повторил Хью в заключение своего рассказа и улыбнулся. Однако это была невеселая улыбка, и выражение лица у него было озабоченное. Такая своенравная, бесстрашная и красивая девушка, скитающаяся по неспокойным дорогам, тем более в холодное время, может легко попасть в беду.
- Даже у субприоров есть глаза, - с усмешкой заметил Кадфаэль, помешивая микстуру от кашля, кипевшую на слабом огне жаровни.
- Однако при ее молодости она подвергалась бы опасности, даже если бы не была так красива. Впрочем, не исключено, что в это самое время она и ее брат уже в каком-нибудь безопасном месте. Очень жаль, что у их дяди иные убеждения и он не может получить пропуск и сам заняться их поисками.
- А ведь он только что из Иерусалима, - задумчиво сказал Хью, - и поэтому не несет ответственности за то, что натворила его партия в Вустере. Я думаю, ты его не знаешь - ведь он стал крестоносцем не так уж давно?
- Это другое поколение, дружище. Прошло уже двадцать шесть лет с тех пор, как я покинул Святую Землю. - Сняв горшок с жаровни, Кадфаэль поставил его на земляной пол, чтобы за ночь он постепенно охладился, и осторожно разогнул спину. Подумать только, что совсем скоро ему стукнет шестьдесят, хотя на вид и можно дать лет на десять меньше. Покряхтев и потерев бока, он добавил: - Боюсь, там сейчас все по-другому. Позолота быстро тускнеет. Из какого порта отплыл этот рыцарь?
- По словам Герварда, из Триполи. Должно быть, во времена своей грешной молодости ты хорошо знал этот город? Мне почему-то, кажется, в тех краях осталось очень мало мест, где бы ты в свое время не побывал.
- Лично я предпочитал гавань Святого Симеона. Там прекрасный порт и хорошие мастера на судоверфях, а всего в нескольких милях вверх по реке Антиохия.
У него были все основания помнить Антиохию, так как именно там началась и закончилась его карьера крестоносца и его любовная история с Палестиной - этой экзотически красивой, но негостеприимной и жестокой страной золота и засухи. В той тихой гавани, бенедиктинской обители, где он решил наконец бросить якорь и где вся его жизнь была подчинена строгому распорядку, у него не хватало времени даже на воспоминания о местах своей бурной молодости. Сейчас он ясно увидел тот город: сочная зелень речной долины, благодатная тень узеньких улиц, шум и гам базара. И Мариам, продающая овощи и фрукты на улице Парусников, - вызолоченное яростным солнечным светом молодое лицо с тонкими чертами, черные, умащенные маслом волосы, блестевшие под накидкой.
