— Прошу прощения?
— Что на этот раз? — сказал Фенимор, побледнев от бешеной ярости.
— Веду приятеля в свой номер, — сказал Бикель.
— Я вижу, чёрт возьми! Я думал, вы собираетесь покончить с этим!
— Сэр, — сказал мистер Бикель, ухмыляясь. — Ни с чем нельзя покончить, не начав.
— Я заплатил вам деньги!
— Ничегошеньки вы мне не заплатили, — сказал мистер Бикель. — Вспомните, я не просил и не хотел от вас никаких денег. Если вы вздумали подходить к совершенно незнакомым людям и совать им в карманы двадцатидолларовые купюры, то я не в силах этому помешать.
— Но вы же обещали!
— Разве? — мистер Бикель улыбнулся, оскалив свои белоснежные зубы.
— Это было равносильно обещанию!
— С вашего позволения, — мистер Бикель пронёс своего неживого приятеля в открытую дверь.
— Не позволю меня дурачить! — закричал Фенимор, но дверь захлопнулась.
***
Он бросился вниз и закричал администратору:
— Вы видели?
Администратор промолчал.
— Он пронёс в номер витринный манекен. Я знаю, куда он собирается его поставить. Перед дверью! Все дни и ночи — перед дверью!
Но администратор даже не повёл бровью. Мистер Фенимор выбежал от него с криком и натолкнулся на мистера Бикеля, который возвращался в вестибюль.
— Опять вы! — гаркнул он ему, а потом лифтёру:
— ВВЕРХ!
***
Не успела дверца лифта распахнуться, как он вылетел в коридор, отворил настежь дверь в номер мистера Бикеля и замер перед дверью в ванную.
Как он и ожидал, манекен умиротворённо смотрел на ванную; его нос находился всего в дюйме от обшивки. Глаза излучали спокойствие, синеву и сосредоточенность. Он был неподвижен и так стоял бы там целую вечность, если бы ему позволили.
— Ах ты! — завопил мистер Фенимор и развернул манекен к себе.
Затем он крутанул манекен обратно, чтобы тот на него не пялился, отвесил ему оплеуху, повалил наземь, и тут опять увидел окно. Поднял раму, схватил манекен за шиворот и поволок к окну.
— Ах ты!
Он высунул манекен наполовину из окна. Тот вёл себя очень тихо, смирно и спокойно. И смотрел на него снизу вверх ясными синими глазами.
— Ах ты! — крикнул он в последний раз и пустил его лететь семь этажей на мостовую.
— Стой! — завопил он в последний миг.
Какой кошмар! Ужас! Нет! Нет! Он распростёр руки. Балансируя на подоконнике, он провожал взглядом падающее кувырком тело. Не-ет! На прощание, когда восковая фигура отправилась в безумный полёт, молча размахивая руками в горячем воздухе, её личину, казалось, исказили гримасы его собственного лица. Кукла, со свистом пронзающая пространство и размозжившая вдребезги голову о кирпичи, обрела выражение его лица. Не-ет!
