– Хорошо бы! – только и ответил Монзиков.
– Сейчас или…
– Что? – перебил Монзиков.
– Сразу подавать или попозжее? – продолжала спрашивать проводница.
– Сразу, но с запасом. Понимаешь мою мысль, а? – и Монзиков пошел в свое купе.
Зайдя в купе, Монзиков с такой силой закрыл дверь, что бедные женщины очнулись, тем более, поезд в ту же секунду резко тронулся. Сверху на полулежащих женщин приветливо поглядывал Монзиков. Улыбаясь, он спросил:
– Ну, что? Трахнем по стаканчику?
– А-а-а! – раздался протяжный стон, и девушка упала в обморок. Бабуля смотрела то на внучку, то на Монзикова. Это длилось не долго, т. к. в дверь постучали, и Монзиков сказал, что это к нему. После этой фразы женщина лишилась чувств.
Проводница принесла четыре стакана горячего чая, но как только дверь открылась, то стаканы полетели на пол. От зловония, исходившего из купе, улыбка сменилась сначала испугом. Когда же проводница увидела два бесчувственных тела, то разум ее помутился. Глаза застлала густая пелена. Падая в обморок, она едва успела выставить вперед руки.
Теперь у Монзикова в купе было три женщины, и все они были без сознания. Однако Монзиков не растерялся. Проходившего мимо мальчика лет 13-14 Монзиков остановил и попросил помочь отнести проводницу в ее купе. Когда тело было перенесено, то к ним присоединился отец мальчика с соседом по купе. Эти двое быстро перенесли бабушку и внучку в тоже купе, где находилась проводница. Монзиков аккуратно, как только мог, сгреб в кучу под дверь соседнего купе сапогом осколки, подстаканники и начал перетаскивать грязное белье, матрац из своего купе в купе для проводников. Затем оттуда он взял чистый комплект белья. Примерно через 25 минут в купе к уже распившему одну бутылку водки Монзикову ворвались три женщины. Однако, увидев мужика в трусах и майке, лускавшего у окна семечки и курившего Беломор, они остановились как вкопанные.
– А, девчата? Заходите! – Монзиков в этот момент засунул левую руку в трусы и яростно чесал в паху. Толи мыло плохо вытер, толи недомыл?!
– Что? – спросила бабуля.
– Давай, давай! Не робей! – Монзиков сбросил шелуху от семечек со стола на пол и полез в сумку за колбасой и хлебом. Когда он начал наклоняться, его неожиданно вырвало. Рвота плеснула всем троим на ноги. Монзиков потерял сознание.
Очнулся Монзиков ближе к вечеру в гордом одиночестве. Кроме его вещей в купе ничего не было. Было впечатление, что купе готовилось к демонтажу. Убрано было все, даже занавески. Ярко горел верхний свет. Дверь была полуоткрыта. Поезд стоял на перегоне.
