Не просто охотница за деньгами, но еще и шпионка. Именно так.
То, что Уоллис была потенциальной шпионкой, шантажисткой и сторонницей нацистов, никогда не подвергалось особому сомнению в правящих кругах. Действительно, в тот день, когда Эдуард отрекся от престола, эти мысли только усилились, детективы из Скотланд-Ярда, которые следили за передвижениями миссис Симпсон на юге Франции, предупредили Даунинг-стрит, что она планировала бежать в нацистскую Германию. В написанной от руки записке комиссару столичной полиции от 10 декабря 1936 года, официальное лицо Скотланд-ярда подтвердило, что он приказал двум личным офицерам оставаться с ней в Каннах. Старший офицер осторожно указал, что миссис Симпсон «намеревалась „упорхнуть“» в Германию.
Она была оскорблена местным французским обществом, за ней вели наблюдение 5 французских жандармов и 3 офицера полиции Скотланд-Ярда, а также десятки репортеров и операторов: Уоллис жила в социальном чистилище. Она писала Эдуарду: «Обо мне ходит столько сплетен, даже говорят, что я шпионка, поэтому люди избегают меня, так что пока у меня не будет защиты от вашего имени, я должна оставаться в убежище».
В то время почти никто даже не предполагал, что кризис произошел из-за того, что король был влюблен. К такому заключению в конце концов пришел Уинстон Черчилль, человек, который пострадал больше всех, по крайней мере с политической точки зрения, из-за своей верности королю. Некоторое время спустя он рассуждал над любовной интригой, которая поставила под угрозу престол и судьбу страны, и сказал фрейлине королевы Марии, Мейбелл, графине Эрли, что любовь герцога была одной из величайших в истории:
«Я видел его, когда она уехала на две недели. Он был несчастным – изможденным, подавленным, он не знал, что делать. Потом я увидел его, когда она вернулась на день или два, он был другим человеком – веселым, жизнерадостным, уверенным в себе. Он, безусловно, не может без нее жить».
Возможно, наиболее важный взгляд на королевскую драму, ранее никогда не видел свет. На протяжении всего кризиса после отречения, Герман Роджерс был успокаивающим голосом в самом сердце шторма, он отражал нападки прессы от ворот своей виллы, отвечал на безумные телефонные звонки от короля, Уолтера Монктона и других и успокаивал расшатанные нервы Уоллис. Его поведение завоевало глубокое уважение не только со стороны СМИ, Эдуарда и миссис Симпсон, но и со стороны его соседа в штате Нью-Йорк, президента Рузвельта. В отличие от большинства комментаторов, он прекрасно знал обе стороны, но никогда у него не было соблазна вступать в дебаты.
