Через 4 дня после вторжения, 11 марта, фон Риббентроп сообщил Гитлеру, что король издал «директиву британскому правительству, что независимо от того, как рассматриваются детали случившегося, осложнения серьезного характера не допустимы ни при каких обстоятельствах». Другими словами: «Не огорчайте наших немецких друзей».
Это были именно те новости, которые ждал Гитлер. Архитектор Гитлера Альберт Шпеер, который оказался с ним в тот момент, вспоминал, что фюрер выдохнул с облегчением. «Наконец-то, – заявил он. – Король Англии не будет вмешиваться. Он держит свое обещание». Позднее фюрер признает, что последующие 48 часов после вторжения в Рейнскую область были «самыми нервными» в его жизни.
Это был большой риск и для нового короля, который, согласно Фрицу Гессе, пресс-атташе посольства Германии, угрожал отречься от престола, если Болдуин развяжет войну из-за вторжения. Заявление Гессе основано на разговоре между послом фон Хешем и Эдуардом VIII, который, по его утверждениям, он подслушал.
«Здравствуйте, – сказал голос. – Это Лео? Это Дэвид. Вы знаете, кто я?»
«Конечно, знаю», – ответил фон Хеш.
Король продолжил: «Я вызвал премьер-министра и сказал, что думаю. Я сказал этому старому черту, что отрекусь от престола, если он развяжет войну. Ужасная была сцена. Но вы не волнуйтесь. Войны не будет».
Когда фон Хеш положил трубку, согласно его пресс-секретарю, он станцевал джигу и закричал: «Я сделал это. Я их перехитрил. Войны не будет. Г-н Гессе, я сделал это. Великолепно, я должен сообщить об этом в Берлин немедленно».
Хоть эта красочная история и приобрела широкую огласку, но сомнительно, что король так неформально представил себя. Дэвидом его называли только семья и близкие родственники. Как вспоминала его давняя подруга Диана Митфорд: «До конца своей жизни он оставался «очень королевским». Он никогда не позволял людям общаться с ним неформально, не говоря уже о наглости или дерзости. Он хотел именно то, что давала ему Уоллис, хорошие манеры от природы».
По другой версии, король, согласно лондонскому корреспонденту из Berliner Tageblatt, был не особо доволен поведением Гитлера. Он сообщил своему иностранному редактору 18 марта: «Монарх вызвал ряд важных людей в правительстве и сказал им: „Хорошее начало моего правления“». Была цепная реакция, Уоллис волновалась, что Эрнеста, который часто ездил в Гамбург из-за судоходного бизнеса, могли задержать, если международная обстановка ухудшится.
