Проведав Джона и убедившись, что он спит сном младенца, я распорядилась принести воды. Рамсеса следовало вымыть. При нормальных обстоятельствах нашего сына приходилось драить мылом и щеткой по три-четыре раза на дню, а уж сейчас... Базарная пыль, смешавшись с медом, оставила на чумазой физиономии причудливые разводы. Рамсес послушно удалился за плетеную ширму, где скрывались принадлежности для омовения. Какое-то время он плескался молча, а затем принялся напевать. Эту весьма досадную привычку сын усвоил, пока жил у дяди с теткой. Подобно своему отцу, Рамсес начисто лишен слуха. Монотонное и назойливое жужжание родного чада - тяжелое испытание для материнских чувств, а сейчас оно к тому же приобрело восточный колорит - в своих завываниях Рамсес подражал каирским бродячим певцам.
Внезапно песнопения были заглушены отдаленным, но весьма отчетливым рокотом. Шум становился все громче, явно приближаясь к нашим дверям. Из-за ширмы высунулась голова Рамсеса. Бастет быстро юркнула под кровать. Я приосанилась и сложила руки на коленях...
Дверь вздрогнула от удара, заходила ходуном и наконец с грохотом распахнулась. С потолка посыпалась штукатурка.
На пороге стоял Эмерсон. Лицо его было багрово, вены на лбу выпирали, словно канаты, с губ рвался звериный рык. Рык перерос в рев, а рев сложился в слова, весьма неприличные арабские слова.
Я инстинктивно зажала уши и мотнула головой в сторону Рамсеса, который с восторгом внимал "разговорной" арабской речи.
Выпученные глаза Эмерсона остановились на зачарованном лице сына. Усилием воли он умерил свой гнев и замолчал. Правда, в порядке утешения изо всех сил пнул бедную дверь. Ручеек штукатурки превратился в водопад, и на полу образовался небольшой могильный холмик. Эмерсон глубоко вздохнул, и я с тревогой посмотрела на пуговицы его рубашки: не хватало только провести вечер с иголкой в руках. Но на сей раз обошлось, пуговицы уцелели. Что ж, и на том спасибо.
- Э-э... - заговорил Эмерсон, и речь его отличалась редкой выразительностью, - гм-м... Кхааа! Здравствуй, мой мальчик. Амелия. Приятно провела утро?
- Оставь в покое дежурные любезности! - сурово ответствовала я. Выкладывай, Эмерсон, пока тебя не разорвало. Только, если можно, литературным языком.
- Нельзя! - заорал мои дорогой супруг. - Как обойтись без доброй порции отборных ругательств, рассказывая об этом мерзавце, об этом олухе царя небесного, об этом... де Моргане!
- Он отказался выдать лицензию на раскопки в Дахшуре?
