Поезд?! Сейчас, утром? Никогда в это время не бываю на насыпи. Мой поезд — тот, что останавливается в четыре дня, один за сутки. И он идёт на юг!
«Кайся!» — пало в стук.
Я вскочила так быстро, что потеряла равновесие, осела на землю, тут же поднялась.
Поезд — проходящий. Прямо сейчас кинуться перед ним на рельсы. Или пусть заберёт меня отсюда, или пусть задавит.
Скатилась с насыпи. И — отшатнулась.
Морда поезда скалится, бьёт жаром, от неё лучи веером, прожарят раньше, чем поезд остановится.
Проскочил, отшвырнув меня к насыпи горячим тугим воздухом. Распятая воздухом, с раскинутыми руками, прибита к насыпи.
Жадно хватаю ртом воздух, пахнущий чужой жизнью.
«Молись», «Кайся в грехах».
За кого «молись»?
В чём «кайся»?
Может быть, мои грехи — это то, что у меня нет друзей и учителей я не люблю.
Одну учительницу любила. Шушу.
— Закройте глаза, ребятки, сегодня мы погружаемся на дно океана. Снизу, со дна, вода в солнечный день — голубая.
— Из океана, из воды началась жизнь, — голос Шушу.
Я ещё не человек, я — простейшее, амёба, я ещё одна клетка, не слившаяся с другой, тихо лежу на дне океана. Я порождена водой. Миллионы лет у меня в запасе — долго мне превращаться в человека.
Хотя теперь неясно, зачем превращаться в человека — всю жизнь так и сидеть на насыпи и жадно глотать горячий воздух летящих мимо поездов?!
Шушу умерла. Разрыв сердца.
Что разорвало её сердце? Просто так ничего не бывает. Нужно много тусклых пуговиц, торчащих среди полосок, много «кайся» и «молись», чтобы оно взяло и разорвалось.
Она умерла молодая.
Ветер гонит её голос мимо меня, никак не зацепиться за него. «Шу-шу», «шу-шу».
Сегодня мне приснился Шушин океан. Может, Шушу послала его в мой сон, чтобы что-то сказать, от чего-то предостеречь.
— Ты чего, балдеешь тут?
Я вздрагиваю от неожиданности. И даже вскакиваю.
Пыж? Что он тут делает?
Пыж вовсе не Пыж, а Виктор. Пыж он потому, что пыжится. Его отец Виктор Викторович — самый богатый человек в нашем Посёлке. Он снабжает все окрестные посёлки и города колбасой.
Пыж любит сласти. Всегда у него в кармане сникерсы и другие иностранные конфеты и печенья. Он всегда жуёт: и на переменах, и на уроках.
Сейчас Пыж стоит передо мной, засунув руки в карманы штанов. Странно, что не жуёт.
А я словно голая. Он раскрыл моё убежище! Куда теперь мне деваться?
— Чего моргаешь? Пыль попала в глаза?
Я пячусь от него, от насыпи, а он идёт ко мне.
— Тебе говорили, что ты — красавица? Я такую видел в телике. Только на ней было длинное платье.
