— А ты хочешь стать женским доктором?
Я молчу. Инна говорит:
— Если бы не я, ты учиться пошла бы! А если я ещё и рожу тебе на голову, возьмёшься помогать и вовсе бросишь мысли об учёбе. — Такого поворота от Инны я не ждала — она способна встать на мою точку зрения! А говоришь, оставить надо, потому что нельзя идти против природы. А против тебя можно?
— Против себя тоже нельзя! — слышу свой напористый голос. — Ребёнок — это семья, а так останешься в жизни одна. Тебе, Инна, надо родить. Обо мне не думай. Ну, не в этом, так в следующем году пойду учиться.
— Пойдёшь или не пойдёшь. Затянет тебя жизнь в свой омут и не высунешь головы, не то что ноги. Я, может, тоже хотела бы забросить к чёрту ножницы.
На том наш разговор в ту ночь и кончился Вставать скоро, и так весь день придётся ходить варёной курицей.
Мы едва дождались окончания рабочего дня и спать повалились в девять часов.
Несколько дней прошло молча. Ели и падали в койки.
А однажды Инна не вернулась домой.
Сходились мы дома в девять тридцать: она после второй смены, я — после занятий на курсах.
В одиннадцать я вышла из дома.
Парикмахерская — закрыта. На улицах — пусто, даже шпаны в этом Городе я за два месяца не встретила ни разу. И, хотя в некоторых окнах горит свет, Город производит впечатление спящего.
И тут, стоя у своего подъезда, я поняла, что случилось: Инну украл Геннадий, затолкал в машину и сейчас «вытрясает» из неё ребёнка, носясь за городом на бешеной скорости…
Роддом — в трёх кварталах от нас. Около двенадцати я вошла в приёмное отделение. Инна не поступала.
В эту ночь, дожидаясь Инну на своей неразобранной койке, голодная и беспомощная, я задала себе вопрос: почему жизнь определяют мужчины?
Не хочу от них зависеть.
В шесть часов утра тренькнул дверной звонок. У Инны же есть ключ! Кто это может быть?! Я кинулась открывать.
Денис?!
Длинный, тощий, с широкими плечами юноши. Ему же только пятнадцать!
— Что случилось? Мама?!
— Мама жива.
Он прошёл за мной в комнату и буквально рухнул на стул у нашего обеденного и одновременно рабочего стола.
— Зачем ты здесь?
— Хотел поговорить с тобой!
— О чём?
— Не сейчас.
Я подвигаю ему чистую тарелку, кастрюлю с картошкой и котлеты, дожидающиеся Инну, смотрю, как жадно он ест.
Глаза у него слипаются, он клюёт носом.
— Ложись на мою кровать, я лягу на Иннину, — говорю ему.
Он сразу засыпает.
Я тоже засыпаю сразу, словно все силы разом покидают меня, засыпаю без сновидений, без страхов.
А просыпаюсь в девять.
