– Ты имеешь право на собственное мнение, – слышит она, когда выступает против «перепрограммирования». – Но мы надеемся, что ты поменяешь свою точку зрения. – А это значит, что права на собственное мнение у нее нет.
Или взять урок современной истории (кстати, этот предмет есть далеко не в каждой школе). Им рассказывают про Хартланскую войну, про Соглашение о разборке, про все, что связано с этими событиями вплоть до сегодняшнего дня. Говорят на уроках и о раскольнических течениях в основных религиях – о течениях, которые практикуют жертвоприношение. Такие течения называют жертвенными культами.
– Они зародились не в среде простых приверженцев той или иной религии, – рассказывает учительница. – Начало им положили зажиточные семьи, высшие чины и акционеры крупных монополий, чтобы подать пример широким массам; ведь если даже богачи одобряют жертвоприношение, то остальные должны поступать так же. Культы стали частью тщательно разработанного плана, призванного внедрить соответствующее отношение к разборке в менталитет нации.
Мираколина ни сдерживается и поднимает руку.
– Извините, пожалуйста, но я католичка и ни к какому жертвенному культу не принадлежу. Так куда же вы отнесете меня?
Она думает, учительница сейчас скажет что-то вроде: «Ты только исключение, подтверждающее правило», или другую банальность. Но та говорит лишь:
– Гм, а это интересно. Держу пари, Лев не упустит случая обсудить это с тобой.
Для Мираколины хуже угрозы не придумаешь, и учительница об этом знает. Мираколина замолкает. Однако ее активное неприятие позиции Сопротивления известно каждому, поэтому ее отправляют на столь нежеланную аудиенцию к мальчику, который не взорвался.
Аудиенцию проводят в понедельник утром. Мираколину забирают с невыносимой групповой терапии и ведут в ту часть замка, где она раньше не бывала. Ее сопровождают два члена Сопротивления. Мираколина подозревает, что по крайней мере у одного из них есть оружие. Ее ведут в зимний сад – сплошное стекло и много света. Сад, восстановленный в былой роскоши, хорошо отапливается. В середине помещения стоит стол из красного дерева и два стула. На одном из стульев уже сидит он, мальчик-герой, центр этого причудливого культа. Мираколина присаживается напротив и ждет, пока он заговорит. Но еще до того, как мальчик открывает рот, Мираколина понимает, что он искренне заинтересован ею, эдакой белой вороной, угодившей в пеструю стаю.
Пару минут мальчик буравит ее взглядом, потом спрашивает:
