Она вспомнила фотографию за зеркалом. Ее так и подмывало спросить: кто эта женщина? Что знает о ней Света?
– Ну что? Что ты молчишь? – нетерпеливо спросила Света. – Все хорошо? – Она убрала руки со стола.
Джон вышел из комнаты, женщины же углубились в карты, ничего вокруг не замечая.
– Все хорошо, – Рита вздохнула. – Дальняя дорога выпадает тебе, – тихо сказала она, подняла голову и посмотрела на подругу: – Теплый прием ожидает тебя на туманном Альбионе. Потом потекут будни и начнется тоска по дому, – она замолчала – больше обманывать не решалась. Карты, как и зеркало, говорили ей обратное. Неудачная дорога, возможно, болезнь, затем обрыв… Теплый прием? На него и намека не было. Колесница покатилась, но в обратном направлении. Еще ее смущала карта «Падающая башня». Она падает от удара молнии. Вместе с ней падают два человека. Башня означала крушение лжи. А потом… Потом, очень возможно, заточение в казенном доме. Далеко от центра. И будет стремление вырваться на свободу. Любой ценой. Вплоть до сумасшествия, до самоубийства. Карты «Повешенный» и перевернутая «Влюбленная пара» стояли у нее перед глазами.
– Рита, ты чего задумалась? – раздался прямо над ухом шепот Светы.
– Пытаюсь разгадать.
– Ну и как?
– Пока все хорошо.
Она вздохнула. Не могла понять, почему так выпали карты. Сразу смешала их, чтобы не зародить подозрения у Светы. Сказала только:
– Все будет, как и в прошлый раз. Приедешь, тебя встретят, обласкают. Начнется будничная жизнь. Та, о которой ты мечтала. Лондон, Вестминстер, Трафальгарская площадь, Пикадилли, двухместный «Ягуар», загородная вилла… – она снова натянуто улыбнулась.
– И подземная тюрьма Данджен?
– Не говори ерунду. Тюрьмы не будет, – сердито оборвала ее Рита. Плохо скрываемая нервозность подруги ей не понравилась.
Джон сидел на кухне, листал журнал. Гадание его не интересовало. У него свои проблемы. Света выказывает ему отчаянное сопротивление, дерзит. Он немного отпил виски. В тот день, когда она уехала к нотариусу, у него появилась уйма свободного времени. Можно было в спокойной обстановке осмотреть квартиру, прицениться к мебели. Была бы его воля, он бы всю эту рухлядь выбросил на помойку, но для Светы она священна как память о родителях. У нее отец был прокурор.
Джон размышлял. С материальной точки от этой женитьбы он только выигрывал. Триста тысяч долларов были бы существенной прибавкой к его пошатнувшемуся бизнесу. Но его беспокоил вопрос: чем Света будет заниматься в Лондоне, в Москве? Сумеет ли она, как он, часами до одури сидеть у компьютера, выбирать данные по каталогам, искать фирмы, предлагать на выбор образцы тканей, звонить, снова и снова предлагать, слушать отказы, вежливо воспринимать их. Британия – это не Россия. Там не принимают поведения не по правилам. Надолго ли ее хватит? Будет ли она покладистой супругой, исполнительной и полезной работницей? В этом он теперь сомневался. Ее чрезмерная эмоциональность, порывистость вначале подкупали, а теперь действовали на нервы. Хотелось иметь возле себя более уравновешенного человека. К тому же у Светы какая-то маниакальная вера в сверхъестественное, мистическое. Это и есть болезнь русской души?
