Начинался второй этап драмы. Неожиданно в центральной газете только выпущенную книжку Рогова о женщине в природе и колдовстве, которую ученые мужи расхвалили, называли новом словом в деле изучения парапсихологических явлений, признали вредной, наносящей ущерб социалистической морали. «Паранойя» – так называлась статья в одной из центральных газет. И все. Рогова тотчас уволили из издательства. Сомову отстранили от дел, директора понизили в должности. Разгром полный. Жизнь человека в закрытом регламентированном обществе находилась под неусыпным присмотром высоких государственных чиновников и мелких послушных надзирателей. Последние старались вовсю, внедрялись в души неугодных власти людей, все выворачивали наизнанку. И превращали нормального человека в послушного, безвольного, скучного зомби.
Так отец Светы, прокурор районного масштаба, уверенный в своей правоте, убирал неугодных режиму людей. Так он уничтожил приезжего выскочку из Ленинграда, философа, который перебежал ему дорогу, отобрал жену с ребенком. Власти для этого у него было более чем достаточно. Но это не все. Жиров продолжал действовать так же, анонимно. Он написал в газете еще один пасквиль. Потом пустил слух. Действовал через своих знакомых, через шептунов, через агентов влияния, которые создавали общественное мнение. Так к Рогову прилепилось прозвище – «философ-мистик», «оборотень», «перевертыш». А потом пошло-поехало. Рогова громили, называли приспешником западной идеологии.
Жиров был вполне доволен. Он же пустил гулять по всем издательствам неписаный приказ: «Рогова на порог не пускать, он психопат, больной, в припадке может сорваться и ударить чем не попадя. Его пребывание в стенах идеологического учреждения опасно для жизни окружающих». И все. У Рогова начались нелады с Ольгой. Она уже ждала от него Веронику, денег на жизнь не хватало. Ольга вначале просила, потом стала требовать, чтобы он прекратил писать вещи, которые никто не публикует. И всю его писанину складывала в тот самый английский чемодан, единственное их достояние, который он привез с собой из Ленинграда.
И тогда Рогов ушел от Ольги. Перебрался жить к одному приятелю-выпивохе, работавшему в скульптурной мастерской. Чемодан остался у жены.
Когда Катерина закончила читать эти записки, в голове у нее был полный сумбур. Отец и мать, так неожиданно всплывшие перед ней, на мгновение обрели четкие образы, зажглись искрой жизни, а к концу записей снова погасли, исчезли. Как относиться ей теперь к Светлане, к Веронике Жировым? Знают ли они что-то о своих отцах? От дневника Рогова веяло человеческой трагедией, безысходностью. Катерина дала себе обещание сходить на Ваганьковское кладбище, побывать у бабки Полины, отыскать то место, где лежал валун, и положить там цветы. Теперь кладбищенский вольт приобрел для нее другое значение. Она пришла к выводу, что нет ничего случайного в этой реальной жизни, нет ничего случайного в той потусторонней, куда уходят все живые. Все связаны одной неразрывной нитью, у которой нет начала и нет конца.
