Северные были (сборник) | страница 13
На третий день началась гангрена. Ему очень хотелось пить. Снег, который он лизал, жажды не утолял. Тогда он, лежа на боку, решился развести костерок и растопить снег в котелке.
По дымку его, окоченевшего и потерявшего сознание, нашли финские солдаты. Они не пристрелили его, а отнесли к врачам. Так и оказался дядя Саша во вражеском плену. Обе ноги отрезали выше колен. Далее пошли госпитали, лагеря для пленных, а весной 1945-го – репатриация на Родину. Путь этот тоже был долог, позорен и тяжёл…
В родной деревне отца в живых уже не было.
В доме жила старшая сестра, на иждивении у которой находилась младшая, инвалид с детства. Добавился к ним и безногий брат…
По примеру других российских калек, можно было заняться известным промыслом: оголить культи, сесть у магазина или у церкви и собирать милостыню в фуражку. Набрал на бутылку, напился, тут же свалился и забылся…
Но он решил жить «КАК ВСЕ». Да и сёстрам нужен был мужчина, хозяин в доме. В долг купили овец, кроликов, завели козу.
Скоту на зиму требовалось сено, и он наравне с сёстрами стал косить, ворошить, метать. Вы спросите: «Как?!»
А вот сядьте на пол, возьмите в руки косу или грабли и попробуйте…
Глинобитная русская печь в доме была добра, жарка и просторна. Она варила, отогревала, лечила от хворей, но требовала дров.
Старшая сестра работала в колхозе дояркой и по пути на ферму срубала две-три нетолстых сушины, благо лес находился рядом.
Младшая же вместе с безногим братом обрубала сучья, разрезала пилой-двуручкой ствол на чурки и на санках таскала к дому.
Вскоре Саша научился всё делать сам, «без баб», как он говорил.
Однажды его долго не было, и сёстры нашли брата придавленным неудачно упавшим деревом. Но обошлось без нового увечья: ему «везло в жизни», как он говорил…
«Здоровая» сестра вскоре умирает. Отчего? Диагноз так и не поставили. Остались инвалиды вдвоём.
«А ЖИТЬ-ТО НАДО…» – виновато говорили они…
На послевоенную советскую пенсию обыкновенный человек выжить не мог. Даже теоретически.
А они жили. И если кого-то раздражает стариковская прижимистость, «жадность», пусть попробует прожить на те деньги хотя бы «арифметически». И он поймёт, что выжить мог лишь душевно стойкий, жизнелюбивый, трудовыносливый и… сверхбережливый. Переживший те годы уже никогда не выбросит корки хлеба, не потратит, семь раз не обдумавши, и копейки…
Но партийным «мудрецам» снова не понравилась крестьянская жизнь, и деревня попала в неперспективные. Закрыли лавку с продуктами, отключили электричество, после чего люди разбрелись и устроились кто куда.