Правильно говорит о ней Зейнаб – добрая она женщина. Да и курит-то понятно отчего, – от нелёгкой жизни. Одно горе у сироты – нет детишек. Но тут, по всему видать, сама только и виновата, навредила себе по молодости-глупости, переусердствовала. Вот все мы так, за глаза качают головами старушки-богомолки, не бережём себя поначалу-то, потом глядь – опомнились, а уж и поздно! Только себя и надо винить, сокрушаются бабушки, кого же ещё?! Нет, чего уж там говорить, добрая она женщина, зачем и спорить-то об этом, и за примером ходить далеко не надо. Взять ту же Зейнаб: Азиза ей, горемыке, нет-нет, да потрошков подбросит – это чтоб подешевле да посытнее. Деньги, опять же, когда сразу возьмёт, а когда и не то чтобы очень торопит. Бывало, что списывала должки те под хорошее настроение (жаль, что редкое, сетует Зейнаб). Или вон платье своё подарит какое – перешей да и донашивай на здоровье! Нет, добрая она женщина, что ни говори, зачем зря Бога гневить? Впрочем, Азиза любит, к примеру, пожаловаться на то, какая у неё трудная работа, да такая же и неблагодарная, грязная и тяжёлая; к концу рабочего дня устаю, говорит, как шахтёр в забое, нелёгкое, ох нелёгкое это дело – мясо рубить. С лёгкой руки Валентины Мстиславовны, точнее, с меткого её язычка, многие и звали её теперь за глаза не иначе как Мясорубкой. Или вот ещё: не могу, говорит, уважаемый сосед, отделаться от навязчивого ощущения, что яркие ладони нашей Мясорубки – это не следы хны, а несмываемые пятна крови.
Фраза эта была адресована Мирзе Зияду, но не миновала чутких ушей его внука; потом как-то погладила его Азиза по голове; хороший, говорит, мальчик, уважительный. И невдомёк ей, что уважительному мальчику сделалось в тот момент до того омерзительно, чуть не до тошноты: долго потом отмывал волосы, чуть не половинку «Земляничного» смылил. Неспроста, видать, твердила «Свет моих очей»: «В жилах этого мальчика течёт голубая кровь».
Есть такие люди, их ничтожно мало, и в каждое новое время кажется, что ещё немного – и их не станет вовсе, но они всё упрямо не переводятся. Ничего не желают эти странные существа принимать как есть, как все остальные. О многом, очевидном для многих, норовят поспорить, при этом непременно полезут в самую непроглядную глубину. Им ведь что важнее всего, – им всего важнее в каждой вещи и в каждом явлении до сущности докопаться. Ну, а как доберутся до неё, родимой, тут им всенепременно надо её, с таким трудом добытую, покрепче за шиворот ухватить, да и вывернуть наизнанку.
