Всё это позволяет нам, образно говоря, не удовлетворяться «простыми ответами» (ни к чему, к сожалению, не ведущими), а дальше и дальше пунктировать реальность, обнаруживать новые и новые факты, создавать иные конфигурации «положения вещей» («реконструкция реальности»), которые, может статься, будут более точны с точки зрения эффективности наших будущих действий, вытекающих из «положения вещей», понятого так.
Однако всё это пока звучит слишком оптимистично, чтобы быть правдой. Действительно, для реализации потенциала, заложенного в понимании приведенных выше «исходных для озадаченного мышления», нам не хватает, возможно, главного – собственно способности входить в это состояние озадаченности. Теоретически тут, казалось бы, все предельно просто: мы, подобно Сократу, утверждаем: «Я знаю, что ничего не знаю!», а дальше задаемся вопросом: «Что происходит на самом деле?». Но этот алгоритм действий требует еще чего-то, что необходимо, чтобы добиться понимания своего непонимания и действительной озадаченности реальностью, этой, как бы, возможно, сказал Мартин Хайдеггер, «охваченности бытием». Легко сказать: «Я знаю, что я ничего не знаю!», но от этого я еще не буду испытывать действительного сомнения в том, что я, безусловно, как мне кажется, «знаю»[70].
Собственно поэтому нам надо вернуться к «специальным объектам» и еще раз рассмотреть их. Как уже было показано в книге «Что такое мышление? Наброски», наша социальность является той специфической средой, которая только и делает наше «озадаченное мышление» возможным. В мире интеллектуальной функции ничто не может нам сопротивляться, оказать нам фактическое противодействие – то есть, по существу, заставить действительно задуматься. Если мы и можем обнаружить в мире интеллектуальной функции какое-то препятствие, то это лишь другой человек, только он может сопротивляться нам через эту реальность и в ней[71].
Грубо говоря, мир интеллектуальной функции не скажет нам, что, мол, «2x2 = 5» – это неправильно. Что-то подобное может сказать нам другой человек (например, воспитатель в подготовительной группе детского сада) – и это от его чернил покраснеет наша тетрадь, а вовсе не сама по себе. И мы, столкнувшись с Другим на пространстве мира интеллектуальной функции, будем вынуждены задуматься, по крайней мере, принять его утверждение к сведению и что-то сделать с этими, открывшимися нам, таким образом, обстоятельствами.
Надо полагать, все интеллектуальные объекты, сопряженные с «пространством мышления», имеют в себе эту, скажем условно, – «социальную координату». По большому счету нет ни одного слова, которое бы мы выдумали сами (как нет и не может быть «приватного языка»), да и все значения слов, которые мы используем, возникли в нас в процессе социальных отношений – нас обучали словоупотреблению, взаимообусловленности понятий и т. д. и т. п.
