Когда Шельма договорил, маркиз, который все это время сидел с пылающим взором, скрестив руки на груди, и время от времени глухо бормотал: «Лжец, чудовище, бред умопомешанного, подлая клевета» и прочая, подошел к Сидни и шепнул: «Ну, Нед, ваша очередь. Всыпьте мерзавцу по первое число, да поскорее, видите, другие уже встают. Не мешкайте, не то вас опередят». Сидни медленно и неохотно вышел вперед, дрожа как осиновый лист. Он так побледнел, что, казалось, был близок к обмороку. Несколько джентльменов уже вскочили, однако остальные так громко требовали, чтобы говорил новый сочлен, что те в конце концов вынуждены были уступить ему слово.
— Господин председательствующий, — начал Сидни чуть слышным голосом. — Решившись, быть может, опрометчиво, выступить перед палатой, я испытываю несколько затруднений, которые, надеюсь, примут в расчет мои слушатели. Я молод, родился в другой стране и лишь сегодня принят в ваше блистательное собрание.
У меня нет намерения приводить здесь полностью великолепную речь, последовавшую за этим робким вступлением; довольно сказать, что успех был полным и сокрушительным. Окончание каждого периода встречалось громом оваций, начисто заглушавших змеиное шипение лорда Эллрингтона и его клевретов. Говоря, Сидни постепенно смелел, голос его звучал все увереннее. Он бесстрашно вступился за свободу и законность против безнравственности и вольнодумства, искусно разбил беспомощные софизмы Шельмы, разоблачил его дерзкую ложь, обратил гневные призывы в оружие, с удесятеренной силой разящее их автора. В страшных муках корчился архидемагог под неумолимым бичом оратора. Оскал яростной злобы исказил его чело и наполнил глаза нездешним огнем. Когда молодой вития закончил говорить и весь зал содрогнулся от шквала аплодисментов, сумятицу выкриков прорезал громоподобный голос лорда Эллрингтона, сулящий ему скорое и ужасное отмщение. Сидни не устрашился угроз. То было счастливейшее мгновение его жизни, миг наивысшей гордости. Легкой поступью, с пылающими щеками, возвратился он к маркизу; тот приветствовал его сердечным рукопожатием и теплой улыбкой, которая была куда красноречивее слов. Никто более не отважился выступить; вопрос был поставлен на голосование и почти единодушно решен в пользу правительства — лишь шестнадцать членов палаты высказались против.
Затем спикер поднялся с места, и сенаторы тут же обступили маркиза, громко поздравляя его с успехом протеже. Маркиз отвечал кратко, однако удовлетворение, сквозившее в его глазах, говорило само за себя. В тот вечер Сидни представили более чем сотне влиятельных витропольских джентльменов.
