– Ага. Пока делить нечего было.
– Тогда чего он тебе раньше по башке твоей вредной не настучал? Давно б уже избавился.
– Это точно. Только он про это ни фига не думал, а тут я сама ему эту мысль подкинула, на блюдечке с голубой каемочкой. Он так и сказал, что хорошая мысль. Язык мой – враг мой.
– Это точно.
– Да, ладно! Береженого бог бережет. А я, когда все закончится, у Миши прощенья попрошу, поцелую его. Он добрый и меня простит. Слушай, а ты не боишься, что эта твоя клиентка капризничать начнет, скажет, что хотела фонтан с русалками позолоченными, а ты ей бассейн с металлическими дельфинами учинила?
– Это ты так разговор в сторону уводишь, не хочешь неприятные вещи про себя слушать, – сказала Панкратьева с укоризной в голосе.
– Ага. Не ругай меня, я сама переживаю, но что сделано, то сделано, – повинилась Люська. – Так как насчет русалок?
– Ну, во-первых, клиентка моя баба нормальная, без прибамбасов, не то, что ты. А, во-вторых, у меня в контракте написано, что она мою фантазию никак не ограничивает. Бюджет, кстати, тоже полностью на моей совести.
– Умеешь же ты, Нюра, устраиваться! Это ж надо! Ей бешеные деньги платят, чтоб она со своей фантазией в этом сарае изгалялась!
– Просто, Люся, это говорит о том, что мои фантазии полезные, поэтому денег стоят, а вот твои, наоборот, все как-то против тебя работают. Вредные они у тебя какие-то. Что не фантазия, то все тебе через нее какашка какая-нибудь случается.
– Это ты сейчас на Гвоздева намекаешь?
– Почему только на Гвоздева? И на Кразмана тоже, и на Ашота, и на Славика. Придумываешь себе чего-то, а потом удивляешься, что мир твоей придумке не соответствует.
– Славик-то тут при чем?
– Как при чем? Ты ж придумала себе, что он тебя любит, а потом удивилась, что он все больше упитанных селянок предпочитает!
– Не издевайся. Как там Гвоздев? Слышно что-нибудь про него?
– Говорят, изумрудами торгует. Не бережет себя парень.
– Это почему?
– Потому что, Люся, это дело очень опасное. Контрабанда называется, или как говорят знающие люди – контрабас. Вот до чего ты нормального человека своими фантазиями довести можешь!
– Правда, что ли? Тебе Тимонин сказал про изумруды? – Люська захлопала глазами, пытаясь удержать навернувшуюся слезу. Последнее время любое упоминание о Гвоздеве вызывала у нее щекотку в носу.
– Нет, неправда, это я выдумала для красного словца! Извини, – Панкратьева обняла Люську и поцеловала ее в щеку.
– Дура какая!
– Такая же, как и ты!
