Помнился ему такой случай: когда он стоял у окна, к нему подошел преподаватель Александр Иванович Штурман, получивший образование в Париже. Он положил руку ему на плечо и сказал: "Вот, Трошин, смотрите, как потоки воды на стекле смазали все контуры. Небо влилось в купы деревьев, деревья слились с крышами, крыши со стенами и тротуарами, все стало единое, цельное, образовался сплав - то цельное, крепкое, неразрывное, к чему надо стремиться к живописи". Затем кончился дождь, контуры восстановились. Все раздробилось и смотрелось уже не пятнами. А Коля еще долго находился под впечатлением увиденного. Это был настоящий импрессионизм, и урок этот запомнился ему на всю жизнь.
Следующим классом был "фигурный". Здесь преподавал Иван Силыч Горюшкин-Сорокопудов, о котором так много лестного говорили студенты. Позже он стал заслуженным деятелем искусств. Он очень любил свет, пленэрное освещение, широкие мазки. И Николай подумал, что именно здесь перед ним раскроются тайны законов цвета и света, их сила. Студенты любили своего преподавателя, и это было взаимно. Он часто приглашал студентов к себе домой. Это был дом провинциального интеллигента.. Стены дома были увешены портретами и картинами старого быта русской провинции, а предметы антиквариата украшали интерьер.
В училище преподавали по старинке. Древние античные скульптуры не совпадали с современной анатомией. Не все устраивало Николая в учебном процессе, но он все-таки получал истинное наслаждение от работы, когда на подиум ставили фигуру за фигурой богов или богинь и он брал лист чистой бумаги. Он делал единственную вертикальную ось - и уже видел всю фигуру.
Однажды Николаю и его двум сокурсникам предложили работу: привести в порядок одну из пензенских церквей. Это было вдвойне прекрасное предложение: во-первых, можно было поправить материальное положение, а во-вторых, самое главное - хорошая практика. Вначале молодым провинциальным художникам работа показалась не очень интересной, но потом разыгралась фантазия. Долго спорили и обсуждали возможности и методы исполнения. На память приходили работы Врубеля, его возобновленные росписи "Сошествие Святого Духа на апостолов" в старинной Кирилловской церкви, что в Киеве, его неосуществленные в дальнейшем эскизы "Надгробного плача" и "Воскресения" для Владимирского собора.
Времени для раздумья было мало, да и вся живопись была академического характера, поэтому можно было только вписаться в нее. Правда на некоторых стенах от старости вся живопись погибла, особенно в куполе, и это в какой-то степени даже радовало Николая. Но его немало беспокоили слова одного из преподавателей. Он только и твердил: "Главное нарисуйте... Видите, какие каракатицы здесь написаны?.. А затем разилюминируйте поярче, особенно плафон в куполе, ведь его приходиться смотреть издалека". Он даже принес некоторые образцы: Бога Саваофа для купола и разных святых для стен. От этих предложений было как-то не по себе. Николай думал: "Неужели здесь, когда имеются чистые стены и представляется такая возможность, нельзя развернуть свое умение и исполнить работу с элементами декоративности, некоторой плоскостности, насыщенности цвета, а главное монументальности?" И в голову приходили слова известного педагога Чистякова: "чем больше по размерам картина, тем она должна быть декоративнее, и не только в цвете, но и в рисунке".
