– Так вот, потом мы узнали причину, почему тот мальчишка так поступил. Днём раньше того случая какой-то ублюдок из нашего взвода изнасиловал сестру того маленького русского. Вот он и задумал отомстить. И отомстил. Мы потом выяснили, кто это был. Командир роты приказал помалкивать, хотя сам ему потом спуску не давал. Поручал самую грязную работу. Во время взрыва гранаты его почти не задело. Отделался лёгкими царапинами. За него расплатились другие. Что и говорить, этого маленького русского ивана можно понять. Как бы ты сам поступил, если бы твою сестру или девушку…
– Жаль… – Бальк задумчиво покачал головой.
– Ты о чём? – Нойман снова, поморщившись, поправил свои ноги, стараясь лечь набок.
– Жаль, что тот русский мальчик не успел бросить вторую гранату, – неожиданно сказал Бальк.
Они не разговаривали несколько суток.
В августе стали поступать тревожные сообщения. Оставлен Белгород, Орёл, Хотынец… При упоминании Хотынца и Жиздры фузилёр Бальк вздрогнул. Значит, позиции его полка прорваны, и что с его товарищами, защищавшимися на Вытебети, неизвестно.
– Ничего нельзя понять, – пожимали плечами раненые, сгрудившись у радиоприёмника, стоявшего на столе рядом с портретом фюрера.
– Эти болтливые кретины из Министрества пропаганды…
– Ничего не понять.
– Наступаем мы или уже нет?
– Скоро узнаем.
И действительно, вскоре санитарные эшелоны, прибывающие с Востока в Германию, начали привозить тысячи раненых, искалеченных и умерших в дороге. Эшелоны прибывали из-под Харькова и Чернигова. Раненых сортировали и разбрасывали по госпиталям. Несколько человек привезли и в их корпус.
– Они постоянно бросают в бой свежие части! – рассказывали побывавшие в недрах «Цитадели».
– Нашу Сто девяносто восьмую просто вышвырнули из Белгорода!
– «Восемь-восемь», которую мы прикрывали, подожгла пять русских танков! Шестой сравнял с землёй все три пулемёта и разбил первым же осколочными снарядом нашу противотанковую пушку. Все артиллеристы погибли. Мы даже не смогли похоронить их. Русский тяжёлый танк искромсал позицию осколочными снарядами, изутюжил гусеницами. Трупы артиллеристов невозможно было отделить от земли.
– Там был настоящий ад.
– Мы заняли траншею в полукилометре западнее и нам объявили, что, если мы и здесь не удержимся, расстреляют каждого десятого. Просто построят и – каждого десятого…
– Придержи язык, парень, – сказал кто-то из раненых новоприбывшему.
– Да, за это можно загреметь.
– Самое худшее, что может с нами произойти, нас снова отправят на Восток.
