«Но что они могут знать об этих делах? Да ничего, – уговаривал себя Иван Ардальонович. – Никто не может ничего знать. Что же теперь, только от одного подозрения всё бросить и потерять такие деньжищи?» На это он точно пойти не мог. Ни за что!
– Гедоев, – вдруг прошептал Булгари.
Как же он забыл про этого кибиточника? Ведь тот видел его в порту, мельком, но видел, а самое главное – запомнил. Иван Ардальонович это знал совершенно точно: острый, узнающий взгляд этого мелкого жулика, встреченного им однажды в гостинице на Итальянской улице, сказал о многом. Как внимательно рассматривал кибиточник вицмундир начальника канцелярии. Не успеешь оглянуться, как шантажировать начнут.
«Ну ничего, когда Гедоев вернётся в Одессу, тогда и подумаем, как поступить, – успокоил себя Булгари. – Ещё не хватало из-за нищего кибиточника своим благополучием рисковать! Нет, Ордынцев никак не может выйти на такого, как Гедоев. Они из разных миров, такие люди никогда не встречаются. Всё обойдётся».
Эта мысль принесла успокоение. Булгари вспомнил о своих обязанностях и поискал взглядом губернаторшу. Елизавета Ксаверьевна не скучала. Она кружилась в вальсе.
Вальс. Раздались долгожданные волнующие звуки, и к Надин подошёл Шереметев. Он робко улыбнулся, а она, просияв, вложила свои пальцы в его раскрытую ладонь. Граф вывел Надин на середину зала, обнял за талию и закружил. Господи, как же это оказалось хорошо! Молодой, красивый и добрый человек обнимал ее, и Надин знала, что сейчас услышит долгожданное признание в любви, а её душа купалась в чувственной нежности вальса. Чего в ней сейчас было больше – ожидания триумфа или сладостной неги, навеянной мелодией и объятьями молодого красавца? Сложно сказать… Граф двигался с удивительной легкостью, Надин даже подумала, что мужчины не бывают такими грациозными. Казалось, что они скользят над полом – так виртуозно вел её Шереметев. Сердце Надин пело, она отдалась танцу, и когда наконец-то услышала тихий шёпот кавалера, даже слегка расстроилась. Предвкушение оказалось лучше самого признания.
– Надежда Александровна, – волнуясь, начал Шереметев, – я хотел бы сказать, что с того дня, как познакомился с вами, в моей жизни появился свет. Я никогда раньше не встречал такой девушки, и мне кажется, что только вы понимаете меня.
Граф замолчал, и Надин догадалась, что он не решается сказать главное. Похоже, её кавалер просто трусил. Она подняла глаза и увидела на лице Шереметева растерянность и отчаяние.
