– Естественно, – чуть слышно подтвердила Чернышёва.
Отлично! Главное почти сказано… Агент подробно расписал в своих донесениях разговоры генерал-лейтенанта с супругой о необходимости поддержать семью «кузины Софи». Бенкендорф прекрасно знал о сделанном, но пока не принятом предложении юным графиням и их матери перебраться в дом Чернышёва. Теперь не хватало только одного: чтобы пострадавшая женщина сама рассказала о претензиях своего родственника на опекунство.
– Ваши дочери пока очень молоды. Кто будет опекать их и распоряжаться средствами семьи в случае кончины матери? – подсказал Александр Христофорович.
Не понять, к чему он клонит, было невозможно. Бенкендорф твёрдо смотрел в глаза откровенно перепуганной Софьи Алексеевны. Та опять повисла на тётке. В её зрачках пылало отчаяние. Чернышёва уже сложила два и два и осознала, что их пытался убить «кузен Алекс». Ожидая заветного имени, генерал затаил дыхание, но Софья Алексеевна молчала. Тяжелое, будто грозовая туча, молчание становилось невыносимым, казалось, что ещё чуть-чуть, и всё вокруг расколется – разлетится от неминуемого взрыва, а весь мир вместе с этой комнатой рассыплется на множество кусков. Но Бенкендорф не сдавался – сверлил женщину взглядом… Ответ прозвучал, откуда не ждали:
– По желанию их матери опекуном юных графинь Чернышёвых будет мой зять – граф Кочубей. Надеюсь, что вы не подозреваете столь почтенного человека в сегодняшнем злодействе? – язвительно поинтересовалась из своего кресла Загряжская.
«Вот и всё! Победа ускользнула – утекла сквозь пальцы», – понял Бенкендорф и вдруг вспомнил, что точно такой же ехидный вопрос задал совсем недавно выскочке-жандарму. Ответ на него подразумевался лишь один, и генерал с насмешкой повторил слова бедняги Иванова:
– Никак нет, сударыня, я, видно, неудачно выразился.
– Да-да, опекуном девочек в случае моей смерти будет Виктор Павлович Кочубей, – подтвердила и Чернышёва.
– Ну, тогда и этот мотив отпадает, – сообщил Бенкендорф и с изрядной долей чёрного юмора послал в цель парфянскую стрелу: – Поскольку графа Кочубея в Петербурге не было, то он не считается причастным к сегодняшнему преступлению.
Генерал поклонился и вышел. Сбегая вниз по лестнице, он, конечно, жалел, что в последний момент рыба сорвалась с крючка, но это, как ни странно, его не очень огорчало. Лица его собеседниц не лгали, он читал по ним, как по открытой книге. Так что агент не ошибся, а раз так, то соперник обязательно вновь потеряет бдительность. Вот тогда Бенкендорф и захлопнет свою мышеловку – уже навсегда. Вспомнились лица потрясённых его наглостью дам. Александр Христофорович тихо засмеялся: то-то сейчас в гостиной разговоров будет!
