Но вот окончен был и Иуда. Старинные живописцы обыкновенно уединяли предателя, удаляли его на другой конец стола для избежания нежелательного смешения. Леонардо да Винчи посадил его среди товарищей: предатель должен был выдать себя своей позой и выражением лица. В то время как другие при словах Христа открыто устремляются вперед, он отодвигается назад, собирается с силами, принимая оборонительное положение с видом потревоженного животного. Он поражен тем, что Христу все известно, и сжимает судорожно кошелек, так как он – казначей апостольской общины. Нечаянно перевернул Иуда солонку – дурная примета у многих народов Востока. Главная черта Иуды – жадность к деньгам, ради которой он способен на самый низкий поступок, схвачена превосходно.
То было лицо странное, но не отталкивающее, даже не злобное, и в этом сказался гений Леонардо. Оно только было полно бесконечной скорби и горечи познания…
Эта дивная картина испорчена теперь не одним только временем, но и людским невежеством. Доминиканские монахи, чтобы увеличить дверь своей трапезной, отрезали ноги у Спасителя и ближайших апостолов, а наверху прибили гвоздями императорский герб, доходящий почти до лика Христа. В XVII веке один шарлатан, уверявший, что обладает секретом «оживлять краски», задумал поправить картину – и, конечно, только ее испортил; а еще позже другой нагло соскабливал каминными щипцами с «Тайной вечери» то, что ему не нравилось. В 1796 году французские солдаты императора Наполеона I обратили трапезную в конюшню, а из «Тайной вечери» устроили себе мишень, в которую с особенным наслаждением кидали куски кирпичей, стараясь как можно вернее попасть в лики апостолов.
Работая над картиной, Леонардо не забывал науки и по-прежнему с особенной любовью занимался анатомией под руководством генуэзского ученого Марко Антонио делла Торре.
Жизнь художника становилась очень тяжелой. Герцог разорялся на всякие безумные траты и часто забывал платить. Расходы его превышали доходы, и Леонардо неизбежно должен был терпеть страшную нужду. У него был полный дом учеников, помощников, а денег не хватало. Наконец он со вздохом решил написать давно откладываемое просительное письмо к Моро, которое писать было тяжело и обидно. Перо скрипело в руках, выводя справа налево (как обыкновенно писал Леонардо) отрывочные фразы. Леонардо их зачеркивал и писал снова:
«Я не хочу отказаться от своего искусства… хоть бы давало оно какую-нибудь одежду, хоть некоторую сумму денег… если бы я осмеливался… зная, государь, что ум Вашей светлости занят… напомнить Вашей светлости мои делишки и заброшенное искусство… Моя жизнь на Вашей службе… О конной статуе ничего не скажу, ибо понимаю обстоятельства… Мне остается получить жалованье за два года… с двумя мастерами, которые все время были заняты и жили на мой счет… Славные произведения, которыми я мог бы показать грядущим поколениям, чем я был…»
