Странные вещи происходили в покоях Джованни-Галеаццо. Каждый день дворцовая челядь слышала за стеной слезы и стенания несчастного принца и спокойный властный голос Изабеллы.
– Будь мужественным, Джованни, – говорила она почти сурово, – побори хоть немного свою несчастную слабость. Посмотри на меня: я готова на самую страшную борьбу с твоим злодеем-дядей; я не боюсь своею грудью защищать тебя и нашего ребенка. Я, не дрогнув, дала бы себя изрубить за вас в куски. О Джованни!
А герцог смотрел на жену жалкими, мигающими глазами и плакал, повторяя все одну и ту же фразу:
– Как я измучен… как измучен, Изабелла!
В одну ночь приближенные герцогини Изабеллы увидали в щелку, как в своих раззолоченных покоях, заломив прекрасные руки над головой, она рыдала, безумно припав к изголовью пышного ложа… Галеаццо, бледнее полотна, неподвижно стоял перед нею… У него был вид преступника, приговоренного к смерти. Дрожа всем телом, он тупо уставился в одну точку.
– Ты молчишь? – наконец сурово произнесла Изабелла. – Отвечай же: это правда, что я сейчас узнала?
Галеаццо уныло поник головой.
– Ты предал меня? Говори же, говори скорее!
– Эти письма… да… про эти письма я известил дядю… И наши про планы тоже… Ах, Изабелла!
– Ты все сказал?
– Все, – прошептали беззвучно губы Галеаццо.
– Ты открыл про все мои сношения с Неаполем?
– Да.
– Ты рассказал про мои письма к отцу? Да отвечай же! Ты посвятил Моро во все планы нашего спасения?.. Да отвечай же, несчастный, больной, жалкий трус!
– Я… я… во все… Изабелла.
Он сознавался постепенно и покорно в том, что предал женщину, которая его беззаветно любила, которая была его единственной опорой. Изабелла опустила голову. Она была уничтожена, но не могла его упрекать. Ей было невыносимо жаль его, как бывает жаль провинившихся, но несчастных детей.
Слабое пламя светильника мрачно озарило измученные лица этой несчастной четы.
– Изабелла… – прошептал Галеаццо. – Не проклинай меня… не отталкивай… Я предал тебя, себя, твоего отца и нашего сына. Они будут нам мстить, Изабелла, – мой дядя и Беатриче… но я… но я… люблю тебя, Изабелла!
– Зачем же ты это сделал?
– Я боялся… я не знаю… Я запутался в этой истории… Я не гожусь, Изабелла, для таких дел. И потом, я так невыносимо устал…
И он заплакал детскими, захлебывающимися слезами.
Лодовико Моро умел мстить, но еще лучше умела мстить Беатриче. Лежа на восточных подушках, под мелодичную игру серебряной лютни думала она свои злые думы.
