А на берегу, на противоположной стороне, развернув оркестр на широкой поляне, музыканты терзали струны своих инструментов. Раздували щеки, выдувая причудливые звуки из валторн и тромбонов, били по барабанам и литаврам, скрипели на скрипках. Были ли у них ноты? Умели ли они играть? Был Маэстро, но тот лишь служил метрономом этой ораве, создававших неизвестную, новую, но такую волшебную музыку. А единство их движений и ритма поражали. Их объединяли не диктат лидера, не ноты, написанные на бумаге, а одно желание, которое сплетало, объединяя помыслы и стремления. Поэтому все они были одним целым. Раньше подобное было невозможно! Только годы тяжелого труда, долгие репетиции и тренировки, и, главное лидер-дирижер, способны были свести разрозненные ноты воедино. Но теперь эти люди, не сговариваясь, но, абсолютно чувствуя друг друга, отдавали, каждый свой уникальный звук, волшебный аккорд; и мелодия уже пробивалась, выстраиваясь в одну стройную линию, которую так трепетно они создавали. Эта была неизвестная новая музыка, а оркестр был сказочным и уникальным. Мелодия окончилась, и десятки людей рассыпались по берегу, доставая из сумок какие-то бутерброды, фляжки с водой. Они устали и решили перекусить.
– Детский сад, – подумал доктор. И действительно, поведение этих людей сейчас напоминало детей этого заведения. Все они ходили в старшую,… нет, в среднюю, по своему возрасту, группу, и всех их объединяли увлеченность играми, а главное, поразительная беспечность. Они часами готовы были играть, ни на секунду не задумываясь о будущем. Если и задумываться, то относились к нему тоже, как к игре. Но, то дети и у них есть родители, а эти? И тут доктору пришла в голову поразительная мысль. Скоро эти взрослые инфанты погибнут от голода. Это сейчас они, свесив ноги с берега ”моря”, с поразительной беспечностью поедают бутерброды, которые для них приготовили какие-то другие взрослые. Но за этими после рабочего дня никто не придет, не возьмет за руку, не уведет домой. Ивану Степановичу стало дурно. Город сошел с ума. Это море и арка посреди центральной площади, марсианка, выращивающая рассаду на бульварах и газонах, какой-то мужчина-ребенок, разъезжающий на вездеходе и заправляющий свой драндулет очистками от бананов и травой. Никто из них ничего полезного для общества не производит, и скоро это закончится обыкновенным голодом и разрухой. И посмотрел на дворника, который мочалкой и стиральным порошком сосредоточенно отмывал каменную набережную. Удивляло одно – никто из них не имел симптомов сумасшедших людей, они были адекватными, разумными, действия их были целесообразными. Только, если задуматься над тем, что они сейчас творили, можно было самому начинать сходить с ума. Кстати, за последние дни, как он выбрался из пустой больницы и начал изучать поведение этих людей, депрессия улетучилась. Теперь он чувствовал себя великим Павловым – физиологом, который исследовал животных. А горожане теперь были для него подопытными кроликами.
