Но что это? Празденство, карнавал?… Вот шествие людей в веселых пестрых одеждах заполняет улицы. Если есть что праздновать, значит, есть чем жить, если они научились делать это, значит, не все потеряно! Значит, все хорошо!
Как наивно это небесное светило, как трудно ему на призрачной высоте понять этих маленьких, забитых людей, которые, наконец, почувствовали запах свободы. А, может быть, чтобы их понять, нужно оказаться рядом и стать одним из них? Или, хотя бы жить так, как они жили до этого.
Начальник милиции получил четкие указания от Орлова: – Пока не вернут МЭРа, не предпринимать радикальных действий. А руки чесались! И у ребят его отряда этот зуд выдавал их нетерпением взять резиновую дубинку в сильные руки и за дело! Можно и не резиновую. Но, пока приходилось отсиживаться и наблюдать. А площадь перед Мэрией тем временем снова заполнялась людьми.
Это были не террористы и не мятежники. Там собирались в своем диковинном танце люди, одетые в немыслимые наряды или почти без них. В руках они держали лозунги, которые пестрели надписями: “Свободу ЛЮБВИ!”, “Свободной ЛЮБВИ!”, “ЛЮБВИ!”. Одни на руках несли молоденьких раскрашенных девиц, другие в немужском объятии волосатой рукой ласкали своего возлюбленного, третьи, отвергнув мужскую половину, предавались неженским ласкам. Но все требовали одного – СВОБОДУ Любви! Откуда в этом маленьком городке взялась такая масса народу, которая, презрев устоявшиеся традиции и стыд, предалась разврату и похоти, неизвестно. Может, их не было еще вчера – ведь не может в этих маленьких квартирках, в цехах, в рутине повседневности тайно возникнуть такое мощное и нетрадиционное движение. Однако толпа поражала своим количеством и особенно бесстыдством. Так все виделось с высоты смотровой площадки МЭРии, где наше благородное собрание справедливо негодовало. И не понять им было, что в каждом человеке есть все – и поэт, и растлитель, трудяга и разрушитель, влюбленный и извращенец, гений и, просто, тупица и бездарь. Есть все, но каждый выбирает для себя то, что ближе, потом идет и с этим живет. А с волшебной вакциной Ильича все так смешалось, обострилось, стало так явно и неотвратимо – неудивительно, что захотелось сделать то, что хочешь, а еще написать это большими буквами на плакате. Только почему именно это? Однако здесь был затронут, видимо, главный в жизни вопрос – речь все-таки шла о любви, какой бы она ни была.
Хаос нарастал. Толпа, почувствовав свою безнаказанность (а безнаказанность толпы – страшная вещь, если есть толпа, она обязательно должна быть наказана, особенно, когда она несанкционированна), … итак, она почувствовала себя в свободном плавании и без законного ареста, распоясалась совершенно. Какими словами мысленно поносил их Большой Человек – начальник милиции! С каким удовольствием он оттянул бы их в “сопло” и закатал под ”пресс”. Эти разрисованные и разодетые, вернее, раздетые куклы, забыли бы, какого они пола. Хотя, бывает ли пол у извращенцев? А толпа действительно распоясалась и остатки пестрой одежды уже летели на площадь. Теперь эта, вчера еще такая пьяная площадь, стала совсем голой…
