– Брюс! – коротко сказал князь-кесарь и тяжело сел в кресло, – Он колдун – ему и колдовать. Он чернокнижник – ему и книжки читать. А нам с государем это не по чину. Мы должны царствовать, – при этих словах Петр напыжился и задрал нос, приглаживая хилые усы. Ромодановский хитро переглянулся со всеми, закончил, – Пора государя во дворах королевских и Мастерам Великим представлять! – Петр напыжился еще больше, – Лопнет ведь. Надуется и лопнет, – про себя со смехом подумал Федор и круто повернул, – А теперь не грех бы и выпить за дело сие! Есть что в доме, что в ковш льется?
– Есть! – весело ответил Лефорт, – Есть что пьется, и есть с кем пьется, и есть с кем время весело проведется!
– Веди. Хозяин, – двусмысленно пробасил князь-кесарь, – Обнимая и увлекая за собой Петра, но обращаясь к Лефорту.
В большой зале уже заиграли музыканты и засновали холопы, расставляя на столы изысканные блюда, что можно было отведать только у Лефорта. Ромодановский вертел в руках тонкую фарфоровую чашку, не зная, что с ней делать. Лефорт, проходя мимо, не уловимым движением поменял ее на полуведерный ковш, наполненный старым крепким медом, заслужив благодарственный кивок. Брюс рассаживал вкруг стола царевых любимцев. Гордон пропал куда-то, и через минуту пригласил в зал дам. Петр сел в угол и отдыхал от всего происшедшего сегодня, потягивая крепкий тютюн, чему научился у запорожцев в азовский поход. Лефорт метнулся по зале и пропал. Он устало шел к дальней свое горнице, где его ждала Анна, заранее вызванная сегодня.
– Чего-то утомил он меня, – Франц вошел сел в кресло.
– Брось проходящее это все, – Анна гладила его по голове, стараясь снять боль, как когда то он сам учил ее, – Таких ли ты за свои годы не мерянные видал.
– Руки у тебя, – он взял ее руки поцеловал, – Жаль, не было времени научить тебя всему, чему меня во дворце Империи Минь научили, да Шаолинские монахи открыли. В твоих бы руках цены этим знаниям не было бы. Ты прости меня Анна, что я тебя в дело это втравил.
– Да брось ты Гуляй, зато я с тобой уже без малого лет пять рядом. Такого не было никогда и более ведь и не будет. Так что подарок это мне, от судьбы моей. За все платить надобно. Так что – это не плата. Ты говори, что делать надобно? – она продолжала гладить его затылок, и боль ушла.
– Надо сделать так, чтобы чадо это себя забыло и до отъезда нашего кроме тебя никого не видело, и никуда не совалось, – он покрутил шеей. Боль совсем прошла, – А тебе я честно и прямо обещаю. Больше такого не предложу и сделаю тебя знахаркой в этом мире первой.
