– А кому и быть князем-цезарем, как не тем, кто ему Ромовой Дан? – ворчал не старый Федор, все-таки собираясь на охоту.
Он вообще часто ворчал последнее время. Ворчал, выдавая жалование всем этим царям Петру да Ивану, царевнам, царицам и всей этой расфуфыренной семейке Романовых, посаженных на Русскую землю, скрупулезно считая, сколько убыло из приоратской казны, на все их потешки, разносолы и балы-парады. Ворчал, что вообще назвались новые цари Романовыми, вроде, как тоже облокотиться на старые Ромовы норовят, вспомнили, что они род от старых волхвов прусских ведут, перевертыши. Ворчал, выдавая государевы медальоны побочным отпрыскам всех этих царей и царевен. Ворчал, устанавливая надзор над всеми, но более над такими вот побочными детками во избежание воровства и смуты. Помнил рассказки про Кудеяра, побочного сынка царя Василия, братца Ивана Грозного. Прохлопали тогда, еще нахлебаемся, предупреждал его убиенный отец. Однако ни это не давало ему покоя сегодня. Что-то другое. Он никак не мог уцепить – что? А потому и не находил себе места. С ним такого не бывало, что б он не мог веревочку за хвостик ухватить. Он крякнул и решился.
– Позовите ко мне ворожейку мою! – буркнул слуге, сам собою недовольный, – Входи любезная душа моя, – встретил ее на пороге, – Поведай, чего меня гложет сегодня.
– Вот чего я тебе скажу, соколик мой, – она его нянкала еще с пеленок, и потому он для нее все еще был маленьким и беззащитным, – Надоть тебе в Алексеевскую обитель сходить. Да сходить, а не съездить. Там иконка Богородицы Грузинской есть.
– Знаю, знаю голубушка, та, что нам хан Аббас прислал. Это та, что Боголюбский сыну своему Георгию давал в благословление, когда он с царицей Тамарой под венец пошел.
– Все ты знаешь. Касатик мой. Она, она. Так вот ты ей дары поднеси. А более, – она понизила голос почти до шепота, – Более поднеси дары иконке, что с Богородицы Владимирской списана. Она там, в маленькой часовенке. Что у озерца Лебяжьего на берегу стоит. О ней ужо и не помнит никто. Так ты ей дары поднеси и прощения попроси.
– За что бабушка? – изумился Федор.
– Будет за что. Ты попроси. От спроса язык не отсохнет, Да за спрос и денег не берут. Ступай. Всех за собой не тяни. Возьми двух людишек верных, и ступай. А в монастырь один иди. Богородица защитит, – она размашисто перекрестила его, – Ступай, – поцеловала в лоб, как малого и слегка стукнула по лбу как делала в детстве, – Бодрянку мою пей. Она от сглазу, от оговору, а более того, от отрав всяческих очень способна, – повернулась и вышла в дверь.
