А в двадцатых годах XIX столетия, в морозный декабрьский день, к одному из внуков смотрителя Златоустовского завода постучалась вечером старушка-нищая, с посохом и мешком на спине.
– Что тебе, бабушка? – окликнули ее из окошка.
– Пустите, милые, переночевать, Бога для…
– Заходи.
Старушка, которой пошел уже восьмой десяток, переночевала, но на утро оказалась так ослабевшею, что не могла сдвинуться с печи.
– Да куда ж, ты, бабушка, идешь?
– А вот, милые, так и бреду, пока добрых людей не найду, которые приютят меня.
– Значит, ты безродная?
– Никого, миленькие, нет, ни родной души не осталось.
– И не знаешь, где родилась?
– Я, милые, заводская, с Авзяно-Петровских заводов… Мои-то все померли… Вот я и хожу по чужим людям.
– Коли так, старушка, то оставайся у нас.
– Спасибо, вам, болезные, за вашу ласку ко мне!
Старушка пожила с полгода и приготовилась умирать. Уже на смертном одре она позвала хозяйку дома и сказала:
– Слушай, Ивановна! Мне жить недолго, день, два… Грешница я была великая… Едва ли простит меня Господь… Ведь я была полюбовницей пугачевского атамана… Он захватил меня на заводе да силой и увез с собой… Когда нас разбили на Урале, мы бежали через Сатку. Ехали в кибитке и везли большой сундук… Ночью приехали к реке Ай… Мой-то и говорит мне: «Акулина! Дело нашего “батюшки” обернулось плохо… Этот сундук полон серебра да золота. Давай его зароем здесь». Вытащили мы сундук, нашли на берегу два дуба, вырыли под ним яму топором… положили в нее клад и завалили землей да каменьями… «Кто из нас останется в живых, – сказал мой-то, – тот и попользуется всем добром»… А место приметное: два дуба здесь и три дуба на том берегу… Потом сели мы на лошадей и переправились вброд… Конец, знамо, был плохой… моего-то убили в драке, а я попала в Оренбург… Так с тех пор и не была у клада… Думала уж с тем и в могилу лечь… Да хочу наградить тебя за любовь ко мне, старухе… А лежит сундук вправо от дороги в тридцати шагах…
Старушка скоро умерла, клад же, если только он был зарыт, продолжает лежать на прежнем месте. За добычей его надо было ехать за сто верст, расстояние для того времени, когда по дорогам рыскали беглые крепостные, заводские и ссыльные из Сибири, – огромное, сопряженное с немалыми опасностями. Кроме того, дорога через Ай менялась много раз, и искателям зарытого сокровища пришлось бы исследовать весь берег на протяжении, может быть, сотни-другой сажен.
Предания о кладе Пугачева, к которым можно отнестись серьезно, рассказывают в Пензенской области. Где-то здесь, в каком-то из сел по дороге от Саранска в Пензу, в избе священника местной церкви, якобы гостил отступавший от Саранска Емельян Пугачев. Отсюда, преследуемый царскими войсками, он двинулся дальше, при этом закопав в землю часть своей казны. Были известны и внешние приметы места захоронения клада, но еще сто лет назад местность в том месте распахали.
