Леса, леса, леса. Этот постоянный туман и мелкий моросящий дождь. Проклятая доля, проклятый остров, проклятая гонка. Жанну к этой кукле курносой Сибилле отправила, надо было самой учить. Надо было все бросить и везти ее в Аркон самой, самой представить перед очи самого Святовита. Да, да, да не Артемиды или Велеса, а перед очи самого Святовита. Она имела на это право. Нет, ее несет сюда, на край земли, в эти вересковые болота и мхом поросшие низкие холмы. В эти скалы, в этот бурелом. Она умело отвернула от поваленного бука преграждавшего тропу. Настроение было мерзкое, плащ намок, в сапогах хлюпала вода, иноходец начал спотыкаться, чего с ним не было лет пятьдесят. Угрюмы потеряли блеск в глазах. Только Микулица ступал с ней стремя в стремя.
– Стоп, – Мелькнуло в голове, – Стоп! Привал! Надо обсушиться и перекусить. Костер долго не хотел разгораться, пока раздраженная Мари не выпустила саламандру, и та не забегала по сырым поленьям сразу раздув пламя. Она стянула с себя плащ, сняла кольчугу, кожаную куртку. Присев на пень, скинула высокие сапоги. Развесила все над костром сушиться. Распустила мокрые волосы и встала над дымящей поленницей, стараясь просушить спутавшиеся косы.
Утром, выспавшись, Мари натянула сухую одежду. Похоже, от вчерашнего настроения не осталось и следа. Из-за туч выскочило солнышко, спряталось назад, но, немного подумав, всерьез взялось за разгон тумана и сырости.
– Спасибо Ярило! – Крикнула Мари. В ответ его лучи разогнали последние клочья тумана по низинам и заиграли на каплях дождя, как на драгоценных самоцветах.
– Спеть, что ли побратим? Ты помнишь, как я пела?
– Помню. За то чтобы узнать, кто такие песни поет, многие золото сулили. Спой! Мари привстала на стременах и тишину Шервудского леса разорвала залихватская песня ушкуйников. Настолько древняя, что знали ее только суровые друиды в чащобах, барды, да остатки старых норманнских родов, чьи предки викинги ходили на таких ушкуях по северным морям. Кони пошли веселей, и скоро вынесли их на берег неширокого ручья, через который был перекинут обрубок ствола. Угрюмы насторожились, что-то почуяв. Мари придержала иноходца.
Сходи-ка монах проверь.
Микулица спрыгнул с коня и пошел в сторону бревна, на ходу подобрав тяжелый дрын. Не успел он дойти до середины бревна, как на том конце показался парень в зеленой одежде охотника. В его руках мерно покачивался такой же дрын, как и у Микулицы. Монах откинул капюшон, половчее перехватывая оглоблю. Мари жестом остановила Угрюмов, потянувшихся к колчанам.
