Жанна прикрылась рукой, как бы стараясь заслониться от нестерпимого жара, и вдруг пред ее глазами открылась картина.
Солнечные лучи играли на золоченых митрах, на епископских посохах, на пурпуровых кардинальских одеяниях, на багрово-красных сутанах епископов, пробегали по бархатным, отороченным горностаем коротким мантиям, золотили обнаженные клинки. Эта роскошная игра красок, эти яркие блики еще резче подчеркивали контраст между группой обвиняемых и пышным судилищем…, между судьями и четырьмя старыми, оборванными старцами, которые стояли, прижавшись, друг к другу, неразличимо серые, будто изваянные из пепла.
Жар костра жег ее все сильнее и сильнее. Она всмотрелась в лица тех, кто стоял на костре, и узнала лицо мудрого старика отдыхающего в кустах жасмина. Он простер руку в сторону пышно украшенной ложи, и она инстинктивно повернулась туда. Над ее головой громовой голос пронесся как гром грозы.
– Папа Климент! Ты сын греха я скоро позову тебя к себе. Ты знаешь, где мы встретимся! – В пламени костра он грозно простер свою руку в сторону человека в тиаре и тот вздрогнул.
– Король Филипп Красивый. Нет, не отвагой и умом прославился ты в этом мире, а токмо смазливой рожей и нутром предателя. Я жду тебя! – И пламя костра кажется, повинуясь воле Посвященного, отступило от него, дав сказать следующие слова.
– Гийом де Ногарэ! Не пройдет и года, как я призову вас на Суд Божий! Проклинаю вас всех! Проклятие на ваш род и род ваших приспешников до тринадцатого колена!
Уже корчились в вихре огня его соратники, но ярко-красный огнедышащий смерч не мог коснуться великолепного старца, он повернулся в ее сторону, их глаза встретились, и она как бы вобрала в себя весь жар его веры. А золотисто-алая саламандра плясала в глубине пламени, повинуясь воле Совершенного.
Затем Жанна очутилась на площади огромного города у стен такого же огромного орденского замка, возвышающегося черной исполинской горой над всем разгулом, происходящим у его подножья.
На площади вихрем крутилось разнузданное празднество, напоминающее кривляние ряженых в рождественскую ночь, когда после мессы толпа мужчин и женщин всех сословий врывается в собор и предается там блуду и пьянству. Именно так и происходило на всех улицах этого серого города. Как только разнесся слух, что вооруженный отряд проник в резиденцию ордена, Жанна увидела, как городской сброд бросился в замок, чтобы принять участие в кощунстве. Людям хотелось отомстить тамплиерам за их суровость и спесь. Везде, везде на всех улочках города толпа пускалась в погоню за теми, кто пытался бежать, ловила их, избивала и жалких, истерзанных вручала королевским ищейкам. Из погребов выкатили бочки, и вино полилось рекой. Кухни были разграблены. Всю ночь народ пировал на улицах при свете факелов.
