Тайны петербургских крепостей. Шлиссельбургская пентаграмма | страница 31

Лунин разглядывал свиток.

– Смотрите, здесь капля той же смолы, которой был запечатан футляр, – он поскреб каплю ногтем, – значит, кто-то открывал его в темноте, смотрел при свете факела, – А кстати, в списке книг Просперо, о которых мне говорил кто-то в обществе «Трех мечей», была такая фраза, – он потер лоб и вспомнив процитировал: – «Этот атлас содержит множество карт ада. Во время своего подземного путешествия в поисках Эвридики Орфей пользовался этой книгой, и листы ее обуглились и почернели от адского пламени, и кое-где содержат и хранят отпечатки зубов Цербера». Уж не лист ли из этого атласа мы держим в руках?

– Нет, скорей всего инструкцию, как заставить души умерших вернуться в этот мир, увлекая их таинством музыки сфер, – задумчиво произнес Лукашинский.

– Инструкция Нильса об одной палочке и восьми дырочках, что поведут за собой толпы крыс, – опять горестно пошутил Раевский.

– Откуда у вас такой запас черного юмора, – удивленно вскинулся Лукашинский.

– От большого запаса знаний, – парировал тот.

– Скажите, Владимир Федосеевич, – сменил тему Лунин, – Вы действительно были на короткой ноге с Пушкиным?

– На столь короткой, что он не побоялся предупредить меня об аресте, – грустно согласился офицер, – Великий поэт, легкий человек и гениальный провидец. Ему было дано видеть то, что нам, господа, не под силу, и знать такие тайны, от которых каждый из нас готов бежать.

– Не усугубляйте, господин Раевский, – попытался возразить Лунин, – Да, Александр Сергеевич, непревзойденный мастер слова… Но чтобы еще и пророк? Это вы лишку хватили. Признайтесь.

– Отнюдь полковник. Александр Сергеевич состоял в обществе «Зеленая лампа», девизом коего было выражение «Свет и надежда», аналогичное девизу Дельфийских оракулов и Дельфийских певцов, участников пифийских игр…

– А на пальце он носил, – горячо поддержал Раевского Лукашинский, – чугунный перстень-печатку с изображением античного светильника пифий. Это отличительный знак пифийских пророков. Я сам не раз видел этот перстень и не раз получал от него письма, запечатанные его оттиском.

Перед взором Редактора явственно предстала тонкая нервная рука с перстнями на пальцах, теребящая гусиное перо. Вот перо нырнуло в золоченую чернильницу и бойко побежало по бумаге, оставляя на ней буквы.

Редактор прочитал написанную только что строчку: «В пещере тайной, в день гоненья, Читал я сладостный Коран, Внезапно ангел утешенья, Влетев, принес мне талисман…», ― посмотрел на стих, присыпал песком и задумался, подперев голову рукой. Затем вытянул руку и, любуясь перстнями на пальцах, подставил зеленый изумруд массивного золотого перстня лучу пробившегося через плотные шторы солнца. Луч упал на грани изумруда и полыхнул волшебным огнем, преломившимся в зеленой густоте камня и осветившим поэту картины прошлого.