- Что же Ольга Николавна? - спросил я, прямо обращаясь к ней.
Алена Игнатьевна по обыкновению потупилась, Яков Иванов улыбнулся и сказал жене:
- Рассказывайте!
- Ольга Николавна, - начала Алена Игнатьевна, глядя на концы своих еще красивых пальцев, - ничего не знали и не понимали, видев только, что Федор Гаврилыч попивают, дома не ночевали, сидят под окном и плачут. На ту пору, словно на грех, приходит мать протопопица, женщина добрая, смирная и к господам нашим привязанная. Видевши Ольгу Николавну в слезах, по неосторожности своей и говорит: "Матушка, говорит, Ольга Николавна, что такое у вас с супругом вышло?" - "Что, говорит, такое у меня с супругом вышло? У меня никогда с мужем выйти ничего не может". Скрывали тоже и стыдились, что бы там сердце их ни чувствовало, а протопопица эта и говорит: "Матушка, болтают, аки бы от вас подано на супруга в полицию прошение, и супруг ваш найден в таком-то доме и с такой-то женщиной..." Голубушка Ольга Николавна, как услыхали это, побледнели, как мертвая, выслали эту протопопицу от себя, ударили себя в грудь. "Когда, говорит, так, так знать я его не хочу. Сейчас, говорит, еду с детьми к бабеньке, кинусь ей в ноги, она меня простит, а с ним, с развратником, жить не желаю". Наняли ей кой-какого извозчика, и в простых санишках, в одном холодном на вате салопчике, меховой уж был в закладе, - на деточках тоже ничего теплого не было, так завернули их в овчинные полушубочки, да и те едва выкланяла у квартирной хозяйки, - да так и приезжает к нам в усадьбу, входит прямо в лакейскую. Старушка, как услыхала их голос, сейчас встала с кресел и скорым этак шагом пошли им навстречу, и такое, сударь, было промеж их это свидание и раскаяние, что, может быть, только заклятые враги будут так встречаться на страшном суде божием. Ольга Николавна ничего уж и говорить не могла, пала только к бабеньке на грудь, а старушка прижала их одной рукою к сердцу, а другой внучат ловят, мы все, горничная прислуга, как стояли тут, так ревом и заревели. "Бабенька, - говорит Ольга Николавна, - простите ли вы меня?" "Ничего, говорит, друг мой, ни против тебя, ни против детей твоих я не имею, во всех вас течет моя кровь, только об злодее этом слышать не могу". "Бабушка, говорит, я сама об нем слышать не могу".
Последние слова жены старик сопровождал одобрительным киваньем головы; на его мутных зрачках и покраснелых веках показались даже слезы.
- И надо, сударь, было видеть, - почти воскликнул он дребезжащим голосом, - радость нашей генеральши: только в золото не одела своих правнуков. Призывают тут меня сейчас к себе и заставляют писать в Питербург, чтобы самая лучшая мадам француженка была выслана; за Ольгой Николавной, как самая усердная рабыня, стали ходить. Узнав, что они ночи не изволят почивать, в свою спальню их перевела, и, как только Ольга Николавна вздохнут или простонут, на босу ножку старушка вставали с своей постели и только спрашивали: "Что такое, Оленька, дружок мой, что такое с тобой?" Но ничем этим, видно, перед Ольгой Николавной не могли они заслужить, никто им, видно, не был милей Федора Гаврилыча.
